— Бывают, правда, минуты — собственными руками, кажется, задушил бы такого Никольскиса, — глухо проговорил он. — Только как подумаешь: разве он один такой?.. Нет еще у наших людей сознательности, интересы государства у нас на последнем месте. Относимся мы к нему как к закрому — черпай, пока можно!
— Но наш Никольскис — величайший негодяй из всех, каких земля носит! — вдруг горячо перебил собеседника Керутис. — Такого второго нет! Скажу тебе, братец, я его давно знаю, очень давно. У него имение неподалеку от моей родной деревни. Поверь, я о нем, об этом шляхтиче, много интересного знаю. Например, в девятнадцатом году он легионы сколачивал… Помню, как будто только вчера он орал: «Это литовское быдло посмело воевать против польского орла!» А нынче этот пан занимает в Литве высокий пост, наживает капиталы и учит нас патриотизму. Черт бы его побрал! Я готов взорваться как вулкан, во мне все кипит. А! Пусть потеряю службу, но начну! Вот так. Будь он проклят! — Керутис даже обернулся и погрозил кулаком. Глаза его сверкали, он щурился, словно видел перед собою врага и старался точнее прицелиться. — Ну, говори, что ты там слышал? Через эту дверь? — насел он на Домантаса. — Я и сам немало компрометирующих фактов имею, но давай рассказывай! Пусть будет больше.
Викторас рассказал о том, что слышал.
— В случае необходимости подтвердишь следователю?
— Если будет спрашивать следователь, разумеется, буду говорить правду.
Керутис обрадованно пожал ему руку.
Домантас отложил прочитанную книгу, надел пальто и вышел из дому. Он решил заглянуть к Крауялисам. Давненько уже не навещал их и чувствовал, что стосковался по всегдашнему оптимизму Юлии.
Нажал на кнопку звонка, двери открылись, и перед ним вырос Юргис Крауялис.
— Викторас! — раскинул руки хозяин. — Вот кого не ожидал увидеть… Но это же такое счастье, что явился! Ей-богу, счастье!
Преувеличенная радость Крауялиса несколько насторожила Домантаса, и в ответ на явно показное дружелюбие Юргиса он почувствовал неприятный холодок в сердце.
— Вот, значит, решил навестить старых знакомых, — словно оправдываясь, пробормотал он.
— Это же просто гениально, дружище! Милости прошу! — суетился Крауялис, распахивая двери гостиной. — Жена перед отъездом за границу все тебя поминала, хотела повидать… Давно не заходил… Давно. Ты, значит, по-прежнему светоч и борец за идею?! Только куда же ты запропастился — так долго не показывался?
— А супруга, выходит, за границей?.. — несколько приуныл Викторас.
— Выехала на короткое время по своим торговым делам… И я теперь, так сказать, свободен как птица… Клянусь, все собирался встретиться с тобою! Хочу привлечь тебя к одной важной работе. Да что это я разболтался! Садись, братец ты мой, садись!
— Что за работа?
— Сейчас, сейчас расскажу. Прежде всего ты должен знать, что это страшно полезное для всей страны дело. Клянусь тебе — распрекраснейшее дело!
Домантас внимательно приглядывался к Крауялису. Юргис действительно был в превосходном настроении — доволен собой и полон энергии. Видать, нашел себе подходящее занятие.
— Может быть, и распрекраснейшее, спорить не стану. Я ведь не знаю, о чем идет речь, но боюсь, что не подойду я для этой работы.
— Да что ты! — напустился на него хозяин. — Тут именно такие, как ты, нужны! Не доходил до тебя слушок, что где-то там, «в стратосфере», действует некая тайная организация — «Борцы за правду»? Сокращенно ее называют «Бопра».
— «Бопра»? Вроде что-то слышал.
— Ну вот видишь! Должен тебе сообщить, братец, что я там самый главный. Если хочешь — диктатор. Да, да! Всем нашим кадемам приказываю присоединиться к «Бопра» — кто не с нами, тот против нас! Тот предатель! И мы найдем средства стереть отступника в порошок! Понял? Все, кто не идет к нам, — простофили, и мы выбросим их за борт. Вот какие дела, Викторас!
Крауялис все больше увлекался: стучал кулаком по столу, сверлил Домантаса глазами. Казалось, вот-вот начнет отдавать распоряжения.
Викторас иронически улыбнулся:
— Хочешь, значит, и меня в приказном порядке включить в ряды?
— Ну что ты говоришь! — Крауялис вскочил и забегал по комнате. — Не сердись, братец ты мой! Клянусь, я тебя лично не имел в виду, мне просто хочется мыслями поделиться.
Домантас закурил и молча ожидал дальнейших откровений приятеля.