Закусывали, снова пили, болтали о разных пустяках. Викторас сидел между землемером и экономистом, но даже не пытался завязать беседу ни с тем, ни с другим. Экономист внимательно слушал разглагольствования поэта, тот рассуждал о музыке, а Нявекша, повернувшись к хозяину дома, обсуждал какие-то свои дела.
— Не нынче завтра получу повышение, — говорил он. — Жду директорских именин… Кое-что хитрое придумал, уверен, что удастся. В референты мечу, черт меня побери!
Сабалюс, опорожнив очередную рюмку и закусив колбасой, задвигался, стул его заскрипел, и он повернулся к Домантасу:
— Вы, кажется, интересуетесь вопросами экономики?
— До некоторой степени.
— Весь Каунас говорит о моей новой экономической организации. Разве не слышали?
— Я, знаете, в последнее время как-то несколько далек от общественной жизни, — словно оправдываясь, ответил Домантас.
— Все это блеф — моя новая организация. Ничего я не создаю. Выдумки. И, представьте, каждому толкую: мол, выдумка, — не верят. И треплют, и треплют языками. День ото дня все больше… Правда, я над книгой работаю. Пишу «Поиски путей хозяйственной жизни Литвы», но ведь это совсем другое дело.
— Господа! — прервал застольные разговоры хозяин. — Выпьем за наши планы!
— За успех!
— Ура!
— Здесь не побеседуешь, — вновь обратился к Домантасу его сосед, опорожнив очередную рюмку. — Будто нельзя без шума выпить… Если вы согласны после этой пирушки проводить меня до дома, я бы вам много интересного порассказал.
Кто-то затеял разговор о самолюбии. Рыжий «киноспец» заинтересовался и тут же включился:
— Может, и правда, что у наших людей слишком много гонора, но и без него нельзя! — После выпитых рюмок его тоненький голосок окреп, и он уже не казался таким стеснительным. — Вы знаете, я человек вежливый, но сегодня с одним редактором смертельно поругался.
— Этого только не хватало! Ну кто с тобой может всерьез поссориться? — с иронией отозвался экономист.
— Святая правда, не вру! Я человек вежливый, но требую, чтобы к моему имени относились с должным уважением! Представляете? Поместили в журнале мой снимок, но не подписали, что фотография сделана Асюклисом. Это уж недели две назад. Написал я редактору, вежливо так, и просил дать в следующем номере поправку. Вышел номер — и ничего! Ну, я — в редакцию. И опять вежливо: так, мол, и так. Редактор выслушал и брякнул: «Поправку? Мне такого нахальства еще не доводилось встречать!»
Стол грохнул хохотом.
— По уху бы ему за это!
— Конечно, следовало бы вздуть!
— Что вы! Упаси боже, чтобы я… Просто я заявил ему: порываю сотрудничество с вашим органом! И пока не получу особого приглашения, ноги моей у вас не будет. Встал и вышел.
— Я давно говорил: никакого толку из тебя не будет, — покачал головой хозяин. — Нету у тебя решительности…
— Своих целей я добиваюсь мягко, тактично, но упорно.
— Мы живем в эпоху крепких кулаков, так что такт и прочие нежности следует выбросить за борт!
Хозяин снял мембрану с пластинки и, чуть повысив голос, заговорил, обращаясь уже ко всем:
— Мы собирались посоветоваться сегодня об этой нашей книге. Если хотим, чтобы движение наше приобрело должное, так сказать, значение, то мы обязаны выпустить некое литовское подобие «Mein Kampf»!
— Одобряю, — пощипывая усики, отозвался землемер.
— Одного одобрения мало! Мы все как один должны внести в этот труд свою, так сказать, лепту. И привлекать новых людей. Распределим между собой главы, кто что будет писать, каждый в своей области, так сказать, по специальности. Коллега Сабалюс, скажем, по экономическим вопросам, наш поэт Лапялис — о литературе и вообще о культуре и тому подобном…
— А я не согласен, — буркнул Сабалюс.
— Почему?
— Я работаю над книгой «Поиски путей хозяйственной жизни Литвы». Тут я и изложу свои взгляды.
— Ну что ж, — скривился Буткус, — тогда главу об экономике возьмет на себя господин Домантас.
— Где же мне! — отмахнулся Викторас.
— Попомните мое слово: тот, кто будет участвовать в создании этой книги, получит со временем большой вес! Тут заворачиваются дела покрупнее, чем вам кажется! Да-да! Нынче везде к власти приходят не разные там профессора, философы и гуманисты, а люди действия, пробивные, смелые, с крепкими кулаками. Вы же понимаете, о чем я говорю? Я ничего не скрываю! — Буткус даже раскраснелся, войдя в раж.
— Так что соглашайтесь, уважаемый господин Домантас, — вмешался землемер. — Когда-нибудь труд этот окупится стократ.
Домантас тоже покраснел.
— Думаю, и без меня обойдетесь. Чем меньше авторов, тем больше доля каждого, — не без иронии уколол он оратора.
— Хитрец, — недовольно пробормотал Нявекша.
— Что ж, поживем — увидим, — закусил губу хозяин. — Надеюсь, дружище Лапялис не откажется написать свою главу?