Карьеристы

«В оружейном магазине, угол улицы Лукшё и Сеймо, вход с Сеймо, стеклянная дверь, я остался должен три лита… И еще должен восемьсот литов Кудлаускасу… Забыл его адрес. Потом должен… (фамилию разобрать было невозможно) 150 литов. Попроси мою жену отдать эти долги. Сам я уже не смогу…»

«Никольскис! — вспыхнуло в голове у Виктораса. — Никольскис! Так вот кто был злым гением Юргиса Крауялиса… Вот кто главный виновник трагедии… Ах, подлец!»

* * *

К Юлии Домантас зашел только через день. Он хотел бы сам расплатиться с долгами Юргиса, но у него не было денег и даже надежды в ближайшее время собрать нужную сумму… Кроме того, Крауялене, конечно, интересовало содержание письма…

— Нельзя ли мне прочесть, о чем он пишет? — робко осведомилась она, когда он передал ей просьбу мужа.

Домантас протянул листки, так как там не было ничего, что следовало бы от нее скрывать.

Она читала волнуясь, а когда кончила, твердо сказала:

— Письмо необходимо немедленно передать в прокуратуру! Согласны? Этот Никольскис. Не он ли является той осью, вокруг которой вращались все беды Юргиса? И этот господин Кудлаускас… Пусть его тоже допросят.

— Пожалуй, вы правы. Но кому он должен еще сто пятьдесят литов? Уж не Мурзе ли? Тут не разберешь… — ответил Домантас, взяв у Юлии письмо и пряча его в карман.

— Мурза слишком хитер и осторожен, чтобы заниматься подобными делами. Я точно знаю: после переворота он решительно порвал с Крауялисом, — не согласилась с Викторасом Юлия. — А письмо должны доставить вы лично — и никто другой, потому что оно адресовано вам. И сегодня же! Немедленно! — не терпящим возражения тоном закончила она.

* * *

Перед отъездом из Каунаса Домантас встретил на улице Керутиса. Тот замахал ему, увидев еще издали.

— Хорошие новости! — воскликнул он, когда Викторас подошел.

— Какие новости? — спросил Домантас, дивясь необычному оживлению маленького человечка.

— Чудесные, братец ты мой! Великолепные! Никольскис арестован. В департаменте сидят ревизоры.

— Арестован? Ну что же, прекрасно, — довольно флегматично отозвался Домантас на восторги бывшего коллеги.

— Нет! Вы скажите мне, кто ему вырыл яму? Кто его свалил? Неужто мое письмо возымело такое действие? — удивленно спрашивал Керутис.

— Разумеется, письмо, — согласился Домантас и едва заметно улыбнулся.

* * *

И вот он уже сидит у вагонного окна и провожает глазами пробегающие мимо долины, сосняки, заросли кустарника по берегам озер и речушек. Заинтересованнее оглядывает Викторас волнующиеся поля ржи и пшеницы, зеленеющие полоски яровых.

На дальних лугах маячат стога сена. А кое-где среди прокосов копошатся с граблями бабы. Над рекой стелются прозрачные облачка белесого тумана.

Домантас прикрывает глаза, и перед его внутренним взором проплывают, словно гонимые легким утренним ветерком, переплетаются, исчезают и вновь появляются воспоминания — такие яркие и живые.

Гимназия. Деревня. Родные места. Сад, заросший буйной травой, кусты смородины, высокие клены и столетние вязы… Сенокос. Он возит сено, навивает возы, утаптывает… А вечерами бродит по берегу реки, слушает песни косарей. Любуется заревом заката и сам словно сливается с этим ласковым светом, с дымкой темнеющих далей.

От одних этих воспоминаний уже становится веселее и легче. Все недавнее, все кошмары города, интриги, мерзости, несправедливости и смерти улетают прочь, как дым паровоза, их относит назад, рвет в клочья свежий ветер полей.

— О чем это вы так задумались? — нарушает спокойное течение его мыслей сидящая напротив Юлия.

— Да так… Прошлое припомнилось… Деревня… — отвечает он, не отрывая глаз от окна.

— Я тоже о былом думала.

И они снова умолкают. Мимо вагонных окон бегут хутора, молодые сады, новые усадьбы.

— Приезжайте в Ниду! — неожиданно приглашает она.

— Не смогу… Надо в деревне побыть.

— Я тоже люблю деревню, — понимающе соглашается Юлия. — Но сейчас даже своих не хочу видеть. Мечтаю пожить вдали от всех знакомых лиц… Напишите мне из дому! Ладно? И я вам напишу.

Викторас не отвечает, и она недовольно отворачивается к окну.

А поезд летит между колышущимися полями золотой ржи, по-над болотами и озерами, сквозь могучие сосновые леса, через ровные, скошенные уже луга…

РАССКАЗЫ

СТРАХ И БЕССТРАШИЕ

Перевод Б. Залесской

1

Нельзя привыкнуть к серым бетонным стенам, колючей проволоке, сторожевым вышкам и неизменному распорядку дня. По прошествии длительного времени можно стать бесчувственным, отупеть, не реагировать больше на упавшего и царапающего ногтями землю человека, но никогда не перестанешь ощущать тень, которая витает у тебя над головой или ползает у ног. Кто-то тихонько сказал: все это дьявольская выдумка. Ничего себе выдумка, разве дьявол сумел бы изобрести такое, думал Юрас, когда его в который раз гнали на бесконечный «урок» опознания, который они именуют «мозговой функцией». Дьявол не столь могуществен, чтобы постоянно швыряться этими вновь найденными, из каких-то недр извлеченными камнями страха; бессмысленно кидать их в людей — уходящих, приходящих, бегущих и не находящих куда убежать.