За амбаром, на склоне холма, торчат крыши двух больших погребов для картофеля и овощей. Скаты их покрыты уже потрепанными связками камыша. Один погреб — в двух-трех шагах от амбара… Юрас приметил его, когда их гнали на работу, и еще обратил внимание, что погреба пусты и, главное, стены их не бетонированы.
Вот он — путь для побега! Вырыть туннель, тихонечко переползти всем в погреб, а потом скопом кинуться из него и разбежаться в разных направлениях! Он коротко изложил свой план товарищам по несчастью, наблюдая за их лицами, пытаясь уловить на них одобрение. Эффект превзошел все ожидания: амбар превратился в бурлящий котел; словно весенний паводок, вырвались наружу силы, более могучие, чем страх смерти. Никто ни о чем не расспрашивал, никто не спорил, никто не попытался возразить. Все как один бросились рыть подкоп. Никаких орудий у них, конечно, не было, досками — неудобно, лучше всего руками — как роют собаки.
Вначале была толкотня, но вскоре установился естественный порядок: двое копают, несколько человек отбрасывают землю; потом — новая смена, а копавшие — отдыхают, тяжело дышат, постанывают, тихонечко ругаются, поминают господа, выдавливая кровь из-под отодранных ногтей.
— Пустяки! — пошутил кто-то. — Когда ногти примется сдирать следователь, если не убежишь, будет больнее.
К полуночи все уже собрались в погребе.
— Вперед! — тихо скомандовал Юрас, и группами по пять-шесть человек они разом нырнули в ночные луга, в сад. Юрас, выскочив одним из последних, отмахал метров сто, прежде чем услышал автоматную очередь.
Он бежал быстро, удивительно быстро, ни на каких соревнованиях так не бегают, хотя и там силы бывают напряжены до предела. Но сейчас его выбросил в пространство взрыв неимоверной мощи, происшедший внезапно от столкновения жизни со смертью. Сначала сзади еще слышались выстрелы, собачий лай, какие-то крики. Потом эти звуки пропали, слышно было только его собственное тяжелое дыхание. Он бежал в гору, а возможно, ему это лишь казалось, и все время забирал вправо, сам не зная почему. Одно время ему чудилось, что рядом бежит человек, может, это был кто-то из товарищей, он хотел протянуть руку и коснуться его, но рука не поднималась. Во рту — вкус свинца, в ушах отдавалось собственное дыхание, все больше похожее на хрип. Вдруг он почувствовал, что колени ударились о землю, лицо уткнулось в жесткую траву.
Проснулся Юрас внезапно; глаза расширились и удивленно, ничего не видя, вглядывались в темноту. Где он? Что случилось? Спал или потерял сознание? Понемногу выплывали из небытия недавние события: сделали подкоп под фундамент, добрались до погреба, благополучно пробежали по саду. Благополучно? Сдается, что так. Но где он сейчас? Протянул руки, пальцы наткнулись на длинные жесткие стебли. Осока, подумал он; шаря впереди руками, прополз несколько метров, коснулся пологих берегов оврага. Ясно; бежал, свалился в овраг, осока его укрыла.
В овраге воды нет: сухие стебли, корни, мягкий дерн. Но почему-то он весь мокрый и дрожит от холода, так дрожит — зуб на зуб не попадает… Вдруг почувствовал: идет дождь; тяжелые частые капли омывают лицо, сочатся в рот, а он только теперь понял это. Пока бежал, по лицу струился соленый пот, губы еще ощущали его вкус; не было никакого промежутка между бегом и пробуждением — непрерывное, сплошное продолжение той же реальности. Только одно: пока бежал, ночь казалась ясной, хотя звезд не было, он их не видел, ни разу не глянул вверх, а теперь идет дождь.
Тут до него дошло, что он пролежал без сознания или проспал целый день. Наступила уже другая ночь, совсем другая: может, полная радости, еще не понятой из-за этого непроглядного мрака. Первая ночь свободы.
Падают крупные капли дождя; падают часто, одна за другой, словно кусочки свинца; шуршат в осоке, все вокруг наполнено их гулом, словно могучей, откуда-то издалека доносящейся, приглушенной музыкой. А может, все это ему кажется, может, гудит в ушах поток его собственной крови, разбереженной неожиданным приливом радости и ужасом одиночества?
Встать и идти! Но куда? Подальше от амбара с дохлыми крысами, в котором сейчас наверняка царит сущий ад. Но где фольварк? В какой стороне? Ни единого звука, не слышно даже собачьего лая, — очевидно, все двуногие и четвероногие охотники рассеялись по обширной местности. Невзначай можно вернуться туда же, откуда убежал. Если нет у тебя никакого представления о действительности, интуиция может обмануть; страх может вновь вернуть к пережитым ужасам, непонятным и таинственным образом толкнуть обратно в смрадный амбар.
Юрас решил подождать, пока рассветет и он сможет оглядеться, разобраться, где фольварк, где лес, где поля. Чтобы хоть немножко согреться, он принялся приседать, махать руками, на четвереньках выбрался из оврага, который больше был похож на заросшее осокой мочило; дотронулся руками до ровной земли и почувствовал нежное уважение к ней, держащей его в своих объятиях, — живого, отделенного стеной мрака от всего мира. От зеленых недр, морского дна, неведомой судьбы…