Читаем Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799 полностью

NB: Теперь о Б., который стоял на якоре в Спитхеде 11 декабря 97 и вышел из Элдерни в мае 98. На Б. очень много простых людей, которых я бы был рад повидать.

Скажи, как там сэр Томас Карлоу? Сколько у него еще появилось жен?

Как мой старый друг, мистер Перси? По-прежнему ли он секретарь адмирала?

Как Джеремайя Пратчли? Ходит ли он сейчас, подобно крабу, и богохульствует ли так же много, как и раньше?

Как генерал Максфилд и мистер Уильям Ру?

Прошу, передай от меня привет любому, кто может меня помнить.

С тех пор, как я писал тебе третьего марта этого года, нам посчастливилось захватить пятерых французских приватиров. С того времени, как я здесь, здоровье мое прекрасно, но, что касается меня, я полагаю, Старый Ник[4], должно быть, заполучил к себе того человека, который впервые открыл эти края. Я считаю, что для Англии - это проклятое место. Множество юношей до двадцати двух лет умерли от лихорадки и флюса на Конкорде, с тех пор, как он оказался в этих краях, и на нашем корабле тоже. Жара здесь невыносима; поэтому я не завтракаю и не ужинаю, но все равно, даже если я снимаю рубашку, то тело покрыто потом.

Никогда не желай попасть в Вест-Индию, поскольку дома лучше.

Завтра мы отправляемся в путь, хотя сейчас ураганный месяц. Мне это не нравится, ведь наш корабль настолько ветхий, что опрокинется, прежде чем его мачты сломаются под ветром, но мы идем в море с надеждой, что какой-нибудь французский корабль выйдет из Гваделупы, рассчитывая, что военные английские корабли стоят на приколе в ураганный месяц.

NB: Потом в моем завещании сказано: передать ему платежные листы с Б. И моя идея о пакетботах Вест-Индии, где я мог зарабатывать по двести фунтов за каждый переход. Забирай все, полностью.

Я не люблю Х, как капитана М.[5] Х – очень молод и очень горд. Однако я мирюсь с этим, как могу, пока получаю от него деньги. Прошу, напиши в следующем письме, платишь ли ты что-нибудь за мои письма, и я очень желаю, чтобы ты сразу же, как только получишь это письмо, немедленно черкнул мне строчку в ответ; это не займет и получаса; и я настоятельно прошу тебя быть очень точным в адресе.

Правильный этот: на Vanneau, Сен-Китс, Вест-Индия. Запиши его на какой-нибудь странице любой книги, которая найдется у тебя в сундуке, и ты сможешь бросить на него взгляд, как только он тебе понадобится. Другие твои письма не дошли до меня, поскольку адрес надо писать точно. Я рад, что ты оставил рекомендательные письма у миссис Снелл, она присмотрит за ними, и я вел себя с ней так, что, полагаю, она будет делать тебе небольшие одолжения за мой счет. Меня радует, что ты не ушел с Б. вместе с капитаном М; будь так, ты бы мог потерять свою одежду, если не случилось что-нибудь похуже.

Все, что случается, - случается к лучшему. Я надеюсь увидеть тебя вновь, но, когда увижу, то надеюсь, что ты исполнишь мои желания, а именно - подстрижешь волосы. Этот дурной обычай завязывать волосы столь же отвратителен, как пить грог из ночного горшка. Я сейчас не ношу на голове волос длинней, чем волосы на твоих бровях. И, кроме того, я надеюсь, что капитан Дуглас[6] наказывает любого среди команды, кто сквернословит. Надеюсь, ты не страдаешь от того, что этот морской обычай поработил тебя.

Сейчас я напишу на бумаге то, что ты не раз слышал от меня: у меня много родственников и знакомых, но нет друзей; я не знаю ни единого живого существа, которого бы радовало мое присутствие. Это правда, как ты можешь заключить, и я способен лучше услужить тебе лучше и охотней, если увижу, что ты заслуживаешь этого. Что бы ни происходило с твоим кораблем, не покидай его, и в октябре я вновь тебе напишу. Если я отправлюсь в Англию в октябре, то надеюсь, что отведаю жареного мяса в Спитхеде на Рождество. И я намереваюсь забрать тебя с Б. и отправить учиться на несколько лет, что случается редко, раз уж ты пошел на повышение, но это должно зависеть от обстоятельств. Признайся себе честно, что после этого солонина и галеты будут перевариваться лучше и гораздо лучше сходить с корабля с чистыми руками.

Что ж, когда ты будешь на берегу, ты станешь столь же хорош, как лучшие из них. Считай меня своим отцом. Мне кажется, здесь необходимо следующее замечание:

«Я так сильно желаю помочь тебе, что если б я мог передавать деньги тебе прямо в руки, то положил бы тебе содержание в месяц», об этом я писал тебе примерно год назад. И теперь почти истек год, с тех пор, как я наконец получил от тебя единственное письмо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное