Читаем Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799 полностью

Как я и обещал в письме от шестого сентября и в последнем письме от двадцатого девятого октября, я выбрал час, чтобы черкнуть несколько строк. Надеюсь, что прежде чем они придут к тебе, ты получишь четырнадцать испанских крон и остальные деньги от миссис П., которые я поручил отвезти в дом Дж на Елетирокоп. Пишу об этом на случай, если другие мои письма пропали, и я пытаю счастья, чтобы дошло хоть третье. И я [буду писать тебе, пока не получу обратную весточку][2].

У меня есть для тебя небольшой совет, им я могу попытаться насмешить твоих сотоварищей на корабле; то есть, я хочу сказать, что ты волен использовать письмо, как тебе будет угодно.

Твое послание от пятого июня – образец плохого письма, худшего, чем раньше. Теперь то, что относится к тебе и ко мне; я говорю, и этому ты должен верить, что если я вернусь в Англию в 1799 или 1800 году, то заберу с корабля и отправлю учиться. Весь год ты будешь получать образование, постигать навигацию. Я верю, что стоить это будет пятьдесят или шестьдесят гиней.

Теперь, когда Нельсон наголову разбил Тулонский флот, я уверился, что война продлится еще три года, если считать с этого месяца, поэтому ты должен надеяться на то, что твой корабль будет в Англии, когда я приеду. Если его отправят в чужие края, когда я приеду, то я не смогу забрать тебя с него. Но если война будет длиться еще три года, то я не вижу иного жизненного пути для тебя, который столь славно тебе подойдет, как жизнь в море. И если ты не овладеешь навигацией, то, боюсь, дальнейшее твое существование – быть матросом военного корабля, но если все же сможешь с ней справиться (плату за обучение я тебе обеспечу с помощью своих средств), то с уверенностью скажу: перед тобой откроется славная возможность стать офицером.

Ты можешь посмеяться. Но, если бы я учился навигации, то ларимда Иврах сделал бы меня капитаном на одном из военных кораблей его величества. Скажу тебе так, в моем положении я могу попросить его об услуге. И твой интерес таков, что он может с легкостью назначить тебя третьим или четвертым офицером где-нибудь в Ост-Индии, но вначале тебе нужно выучить навигацию. Поэтому я настоятельно рекомендую тебе поберечь руки, не потерять тот хороший навык письма, как ты писал раньше.

И потом, когда ты покинешь корабль, то окажешься в хорошей школе на протяжении долгого времени, пока не станешь морским капитаном, поэтому я предлагаю тебе в первую очередь задуматься о школе. Я ожидаю услышать, что ты оказался на Ерексоб и стал таким, как большинство парней в море, но я знаю, что буду рядом, чтобы ты оставался честным.

Если же морская жизнь тебе совсем не по душе, то остается лишь одна альтернатива: остаться на три года в Емегнимриб и работать с серебром, оружием, золотом, сталью или обучиться одной из сотен других профессий. Ведь я знаю многих молодых людей, которые так сделали и сейчас весьма процветают. Само собой разумеется, Мегнимриб отдал многих солдат и моряков на эту войну, но, в основном, они почти дети, оторванные от своего занятия, ради того, чтобы, как говорят, повидать жизнь, и у тебя есть преимущество перед ними: ты уже знаешь эту жизнь в море со всеми ее горестями и радостями. Я пишу о своих умозаключениях тебе, чтобы ты поразмышлял над ними до нашей встречи и поскольку побои и порка – обычное дело на любом корабле. Коль тебе не посчастливится получить палок от доктора Уиллса из Уодемского колледжа[3], и ты почувствуешь себя гадко, прочти мои размышления об обучении навигации. И если ты встретишься еще с худшим роком, и тебя привяжут к решетке или оставят рядом с пушкой, а после такой церемонии на душе весьма нехорошо, то как следует перечти мое предложение присматривать за тобой в подобных вещах и особенно в грядущей войне, поскольку, если Бог сохранит мою жизнь, я буду в Англии следующим летом. Или же, если на то будет Его воля - он придержит меня здесь до конца войны. Но в любом из этих вариантов я увижусь с тобой; это будет твоей виной, если я не смогу исполнить своих обещаний тебе. Потому я буду воодушевлять тебя; чтобы сохранить твои руки – пиши мне каждую неделю (месяц) несколько строк, и ты не потеряешь навыка. Обычно у тебя уходит три-четыре дня на переход из Коксхейвена в Ярмут, и за это время должно сочинить письмо ради твоего будущего. Я ведь прекрасно знаю тот переполох, что царит в твоей голове, когда ты приезжаешь в Лондон, и что трудно собраться с мыслями, сидя в таверне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное