Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия

Павел Васильевич Анненков[170]

Рассказ американского сенатора

На тот момент ему было не многим более 30 лет, но он уже был признанным главой передовой социалистической школы. Несколько плотноватый мужчина с широким лбом, очень черными волосами и бородой, с темными блестящими глазами сразу же привлекал всеобщее внимание. Он пользовался репутацией человека чрезвычайно начитанного и ученого <…> Высказывания Маркса действительно были полны смысла, логичны и ясны, но я никогда не видел человека, чье поведение было бы столь вызывающим и невыносимым. Ни одно мнение, отличавшееся от его, не удостаивалось даже снисходительного рассмотрения. Каждого, кто ему противоречил, он окатывал волной презрения; ко всякому аргументу, который ему не нравился, он относился либо с язвительным пренебрежением, либо накидывался с гневными упреками на мотивы того, кто его выдвинул. Я особенно отчетливо помню, с каким презрением он произносил слово «буржуа»: и как буржуа – то есть как отвратительный пример глубочайшего умственного и нравственного вырождения – он осуждал каждого, кто осмеливался возражать против его мнения.

Карл Шурц[171]

Рассказ прусского фельдфебеля

Сначала мы пили портвейн, затем кларет – красное бордо, а потом шампанское. После красного вина Маркс совсем охмелел. Именно этого я и добивался, потому что в то же время он стал гораздо более открытым, чем, возможно, был бы в противном случае. Я узнал правду о некоторых вещах, которые иначе остались бы лишь домыслами. Несмотря на выпитое, Маркс до последнего момента господствовал в разговоре.

Он произвел на меня впечатление человека, обладавшего редким интеллектуальным превосходством, и, очевидно, являлся выдающейся личностью. Если бы его сердце соответствовало его интеллекту и если бы в нем было столько же любви, сколько и ненависти, я бы прошел ради него сквозь огонь, хотя в конце он выразил свое полное и откровенное презрение ко мне, а до этого лишь мимоходом намекнул о своем презрении. Он был первым и единственным из всех нас, кого я признал бы вождем, поскольку являлся человеком, который никогда не отвлекался на мелочи, когда речь шла о великих событиях.

И все же, учитывая наши цели, приходится сожалеть, что этому человеку с его прекрасным интеллектом не хватает благородства души. Я убежден, что опаснейшее личное честолюбие вытравило из него все хорошее. Он смеется над дураками, которые твердят его пролетарский катехизис, так же как он смеется над коммунистами а-ля Виллих и над буржуазией. Единственные люди, которых он уважает, – это аристократы, настоящие, те, кто хорошо сознает свою аристократичность. Чтобы не допустить их к власти, ему нужен собственный источник силы, который он может найти только в пролетариате. Поэтому он приспособил свою систему к ним. Несмотря на все его заверения в обратном, целью всех его начинаний было личное господство.

Э[нгельс] и все его старые соратники, несмотря на их дарования, находятся далеко позади и ниже его; и, если они осмеливаются на мгновение забыть об этом, он ставит их на место с бесстыдной наглостью, достойной Наполеона.

Густав Техов в письме Шиммельпфеннигу[172]

Рассказ верного последователя

Никто не мог быть добрее и справедливее Маркса в том, что касается воздаяния другим по заслугам. Он был слишком велик, чтобы завидовать, ревновать или возвеличивать себя. Но питал такую же смертельную ненависть к ложному величию и притворной славе чванливых бездарей и пошляков, как и к любому роду обмана и притворства.

Из всех великих, малых и средних людей, которых я знал, Маркс – один из немногих, лишенных тщеславия. Он был слишком велик, силен и горд, чтобы быть тщеславным. Он никогда не изменял себе, он всегда был самим собой. Он, как ребенок, не умел носить маску или притворяться. До тех пор пока социальные или политические причины не мешали ему, он всегда высказывал свое мнение сполна и без обиняков, а его лицо служило зеркалом сердца. А когда обстоятельства требовали сдержанности, он проявлял что-то вроде детской неловкости, что часто забавляло его друзей.