Энгельс всегда признавал превосходство Маркса и считал себя лишь второй скрипкой в их общем деле. Все же он никогда не был только истолкователем и помощником Маркса; он самостоятельный сотрудник Маркса не одинаковой с ним силы, но равный ему. О том, что Энгельс в начале их дружбы давал в одной существенной области мысли больше, чем получал, свидетельствует сам Маркс в письме к Энгельсу двадцать лет спустя. «Ты знаешь, — писал он, — что, во-первых, я до всего дохожу всегда поздно, а во-вторых, что я всегда иду по твоим следам». Энгельс, благодаря легкости своего вооружения, двигался гораздо легче; взгляд его был достаточно проницательный, чтобы сразу проникнуть в суть какого-нибудь вопроса или положения, но не настолько глубокий, чтобы обозреть сразу всякие «но» и «однако», которыми отягчено и самое неотвратимое решение. Этот недостаток, однако, составляет большое преимущество для людей действия, и Маркс не принимал никаких политических решений, не посоветовавшись с Энгельсом, который всегда умел попасть в точку.
Из этого соотношения между ними следовало, что в теоретических вопросах, с которыми Маркс тоже обращался к Энгельсу, советы Энгельса были менее полезны и существенны, чем в политике. Тут Маркс шел всегда впереди своего друга. Он был в особенности совершенно глух к совету, на котором Энгельс часто настаивал, убеждая Маркса скорее закончить свой главный научный труд. «Начни наконец относиться не с такой крайней добросовестностью к своей работе, — советовал Энгельс. — То, что ты написал, и так слишком хорошо для публики. Главное, чтобы книга была закончена и вышла в свет; те недостатки, которые ты в ней видишь, все равно этим ослам не заметить». В этих словах подлинностью сказался Энгельс, как и в том, что он отверг совет друга, сказался подлинный Маркс.
Из всего этого ясно, что Энгельс был более приспособлен к публицистической работе, чем Маркс. «Он настоящая энциклопедия, — писал про него Маркс одному общему другу. — Способен работать во всякий час дня и ночи, после еды или натощак, быстро пишет и сообразителен как черт». По-видимому, они собирались после прекращения «Нового рейнского обозрения» осенью 1850 г. начать новое общее предприятие в Лондоне; вот что, по крайней мере, Маркс писал Энгельсу в декабре 1853 г.: «Если бы мы с тобою во время устроили в Лондоне английское корреспондентское бюро, тебя бы теперь не мучили конторские занятия в Манчестере, а меня бы не мучили долги». Но если Энгельс предпочел место приказчика в деле своего отца перспективам корреспондентского бюро в Лондоне, то это вызвано было тяжелым денежным положением Маркса и надеждой на лучшие времена, и у Энгельса отнюдь не было намерения отдаться надолго «проклятой коммерции». Еще весной 1854 г. Энгельс подумывал о том, не вернуться ли ему в Лондон, к писательской работе, но это колебание было последним. Около того же времени он и принял решение прочно запрячься в ненавистное ярмо не только для того, чтобы помочь другу, но и чтобы сохранить для партии ее лучшую умственную силу. Только во имя этого Энгельс и принес свою жертву, так же как Маркс ее принял. Для того, чтобы предложить, и для того, чтобы принять такую жертву, нужен был одинаково высокий дух.
Прежде чем Энгельс в течение лет сделался участником фирмы, он был простым приказчиком и тоже не покоился на розах; но с первого же дня переселения в Манчестер он стал помогать Марксу и помогал все время и потом. Чеки на один, на пять, десять, а потом и сто фунтов отправлялись в Лондон непрерывно. Энгельс никогда не терял терпения, хотя оно и подвергалось тяжкому испытанию, более тяжкому, чем было необходимо, вследствие весьма слабых хозяйственных способностей Маркса и его жены. Энгельс едва покачал головой, когда Маркс забыл однажды сумму векселя, платеж по которому падал на него, и был неприятно поражен, когда наступил день платежа. В другой раз, когда он опять помог покрыть хозяйственные долги, жена Маркса из ложной деликатности умолчала об одной крупной сумме, надеясь постепенно покрыть ее из расходных денег, и вследствие этого снова начались денежные затруднения. Энгельс предоставил своему другу фарисейское удовольствие поговорить о «глупости женщин», «очевидно постоянно нуждающихся в опеке», а сам ограничился добродушной просьбой: «Постарайся, чтобы это не случалось впредь».
Энгельс не только трудился для Маркса весь день в конторе и на бирже, но и приносил ему в жертву большую часть вечернего досуга. Вначале это ему нужно было для того, чтобы писать за Маркса корреспонденции в «Нью-йоркскую трибуну» или же переводить их с немецкого, так как Маркс еще недостаточно хорошо владел английским, чтобы писать на нем. Но и потом, когда отпал первоначальный повод, Энгельс все же продолжал свое негласное сотрудничество.