Программа вдавалась до некоторой степени в общие вопросы, и при этом еще отсутствовала всякая записка, которая обосновывала бы ее в подробностях. Представителями генерального совета в Лозанне были Эккариус и инструментальный мастер Дюпон, состоявший секретарем-корреспондентом для Франции, очень способный рабочий; он председательствовал в отсутствие Юнга. Присутствовал 71 делегат; среди них от немцев явились Кугельман, Ф. А. Ланге, Луи Бюхнер, автор книги «Сила и материя», и Ладендорф, честный буржуазный демократ, но очень горячий противник коммунизма. Значительно преобладал романский элемент; наряду с немногими бельгийцами и итальянцами присутствовали французы и французские швейцарцы.
Прудонисты оказались на этот раз быстрее во всеоружии, чем генеральный совет; они на три месяца раньше выработали программу конгресса: в нее входило обсуждение взаимопомощи, как основы общественных взаимоотношений, уравнение ценности услуг, кредит и народные банки, учреждения взаимного страхования, положение мужчины и женщины в обществе, коллективные и индивидуальные интересы, государство как блюститель и охранитель права, карательное право и еще десяток других подобных же вопросов. Это повело к чрезвычайной путанице; но вникать в нее нам нет надобности, тем более что Маркс не имел с этим ничего общего, и принятые в результате противоречивые постановления остались только на бумаге.
Больше, чем теория, удалась конгрессу практика. Он утвердил состав генерального совета и местопребывание его в Лондоне, установил годовой членский взнос каждого члена в 10 сантимов или в 1 грош и обусловил аккуратной платой этого взноса право посылки делегатов на ежегодные конгрессы. Далее конгресс постановил, что социальное освобождение рабочих неразрывно связано с его политическими выступлениями и что завоевание политической свободы является первой и абсолютной необходимостью. Этому постановлению конгресс придавал даже столь большое значение, что решил повторять его каждый год. И он занял в конце концов правильную позицию в отношении к буржуазной лиге мира и свободы, которая возникла незадолго пред тем из лона радикальной буржуазии и собралась сейчас же после первого конгресса Интернационала на свой первый конгресс в Женеве. Всем попыткам сближения конгресс противопоставил простое программное заявление: «Мы охотно будем вас поддерживать, поскольку это будет полезно для наших собственных целей».
Странным, а быть может, и не странным образом этот менее удавшийся конгресс вызвал в буржуазном мире гораздо больше интереса, чем предшествующий, который заседал, правда, еще при сильно сказывавшемся воздействии немецкой войны. Так, английская пресса, во главе с «Таймс», куда корреспондировал Эккариус, живо интересовалась лозаннским конгрессом, в то время как на первый конгресс она не обратила никакого внимания. Конечно, не было недостатка в насмешках со стороны буржуазной печати, но отношение к Интернационалу сделалось серьезным. «Когда конгресс сравнивали, — писала госпожа Маркс в „Вестник“, — с его сводным братом конгрессом мира, сравнение выходило всегда в пользу старшего брата; в Интернационале видели угрожающую трагедию судьбы, в конгрессе мира — лишь фарс». Этим утешался также и Маркс, весьма неудовлетворенный прениями в Лозанне: «Дело подвигается… И к тому же без денежных средств, при интригах прудонистов в Париже, Маццини в Италии, при зависти Оджера, невзирая на Кремера, Поттера в Лондоне, Шульце-Делича и лассалевцев в Германии. Мы можем быть очень довольны». Но Энгельс считал, что все решения, принятые в Лозанне, пойдут к черту, если генеральный совет останется в Лондоне. Так оно действительно и было: с третьим годом существования Интернационала закончился период его спокойного развития, и наступило время горячей борьбы.
Уже через несколько дней после окончания лозаннского конгресса возник конфликт, имевший весьма значительные последствия. 18 сентября 1867 г. произошло в Манчестере среди бела дня вооруженное нападение на полицейскую карету, перевозившую двух арестованных фениев: карету силою открыли; оба арестованных были освобождены, а сопровождавшие их полицейские убиты. Настоящие виновники остались необнаруженными; но из массы арестованных фениев выбрали несколько человек, которым предъявили обвинение в убийстве, и троих из них повесили, хотя на судебном следствии, крайне пристрастном, не удалось собрать против обвиняемых каких-либо решающих доказательств. Дело это произвело большое впечатление во всей Англии и разрослось до размеров «фенианской паники», когда в декабре фении устроили взрыв у стен тюрьмы в Клеркенуэле, одном из лондонских кварталов, населенном исключительно мелкой буржуазией и пролетариатом; от взрыва двенадцать человек было убито и более ста ранено.