Карл Маркс. История жизни

Маркс считал Швейцера, безусловно, самым интеллигентным и самым энергичным из всех тогдашних руководителей рабочего движения в Германии и полагал, что только благодаря ему Либкнехт вынужден был вспомнить, что существует независимое от мелкобуржуазного демократического движения рабочее движение. Таково же было и мнение Энгельса; он говорил, что «этот малый» гораздо яснее, чем все другие, представляет себе общее политическое положение и отношение к другим партиям и лучше излагает свои мысли. «Он назвал все старые партии, враждебные нам, однородной реакционной массой, говоря, что различия между отдельными течениями едва ли имеют какое-либо значение. Хотя он признает, что 1866 г. и его последствия разрушили крапивное царство, расшатали принцип легитимитета, сокрушили реакцию и подняли народ, но вместе с тем он выступает — теперь — и против других последствий, как податной гнет и т. п., и держится по отношению к Бисмарку гораздо „корректнее“, как говорят берлинцы, чем, например, Либкнехт по отношению к бывшим владетельным князьям». В другом случае Энгельс сказал о тактике Либкнехта, что ему до смерти надоели еженедельные наставления о том, что «нельзя делать революцию до тех пор, пока союзный сейм не восстановит слепого вельфа и честного гессенского курфюрста и жестоко, но справедливо не отомстит безбожному Бисмарку». Это было сказано в раздражении и с некоторым преувеличением, но заключало и много правды.

Маркс говорил позднее, что до того верили, будто христианское мифотворчество в эпоху Римской империи было возможным только потому, что не было книгопечатания. На самом деле происходит как раз обратное. Пресса и телеграф, в одно мгновение распространяющие по всему свету свои выдумки, фабрикуют гораздо более мифов (а буржуазное стадо верит им и распространяет эти выдумки) в один день, чем прежде возникало в течение целого столетия. Особенно убедительным примером этого является сказка, в которую в течение десятилетий верили — и притом не только буржуазное стадо, — будто Швейцер хотел предать рабочее движение Бисмарку, и уже только потом Либкнехт и Бебель вновь дали ему надлежащий ход.

Дело обстояло как раз наоборот. Швейцер занимал принципиальную социалистическую позицию, в то время как «Демократический еженедельник» заигрывал с сепаратистами, сторонниками бывших владетельных князей, и с либеральными взяточниками в Вене, и его тактика не может быть никак оправдана с социалистической точки зрения. Бебель доказывает в своих «Воспоминаниях», что тогда признавалась желательной победа Австрии над Пруссией, так как революция могла легче удасться в более слабом изнутри государстве, как Австрия, чем во внутренне более сильной Пруссии. Но это объяснение придумано потом, и, каковым бы его ни считать, в тогдашней литературе нет никаких следов его.

Несмотря на свою личную дружбу с Либкнехтом и на свое личное недоверие к Швейцеру, Маркс считался с истинным положением вещей. Он ответил на запрос Швейцера о понижении пошлин на железо в очень сдержанной внешней форме, но по существу исчерпывающим образом. Тогда Швейцер осуществил то намерение, которое созрело у него еще три года назад, и предложил общему собранию Всеобщего германского рабочего союза, которое заседало в Гамбурге в конце августа 1868 г., присоединиться к Интернационалу. В силу существовавших тогда союзных законов об обществах присоединение не могло быть официальным, а заключалось в выражении солидарности и симпатий. Маркс был приглашен на это общее собрание в качестве почетного гостя, которому хотели принести благодарность от лица немецких рабочих за его научный труд. На предварительный запрос Швейцера Маркс ответил согласием, но все же не приехал в Гамбург, как настоятельно ни просил его Швейцер.

В своем благодарственном письме за «почетное предложение» Маркс ссылался на подготовительные работы генерального совета к брюссельскому конгрессу как на препятствие к его приезду, но отметил «с радостью», что программа общего собрания содержит вопросы, составляющие действительно исходные пункты всякого серьезного рабочего движения: агитацию за полную политическую свободу, за установленную законом продолжительность рабочего дня и планомерную интернациональную кооперацию рабочего класса. Но если Маркс писал Энгельсу, что в этом письме он поздравлял лассалевцев с тем, что они отказались от программы Лассаля, то, в сущности, трудно сказать, что имел бы Лассаль против этих трех пунктов программы.