Карл Маркс. История жизни

Несколько другое направление события приняли в Германии, где бонапартизм еще не приходил в упадок, а, наоборот, пока еще усиливался. Национальный вопрос вызвал раскол в германском рабочем классе, и этот раскол был серьезной помехой для профессионального движения, которое начало было там развиваться. Швейцер испортил свое положение, избрав неверный путь своей агитацией профессиональных союзов, и не был в состоянии восстановить свой прежний авторитет. Беспочвенные доносы против его честности внушили недоверие многим из его сторонников, и он имел неосторожность подвергнуть серьезной опасности свою лишь незначительно поколебавшуюся репутацию маленьким государственным переворотом.

Меньшинство общегерманского рабочего союза отпало вследствие этого и объединилось с нюрнбергскими союзами в новую социал-демократическую партию, члены которой называли себя по месту возникновения партии эйзенахцами. Обе фракции сначала упорно боролись между собой, но по отношению к Интернационалу занимали приблизительно одинаковое положение: по существу одно, а по форме различное, пока существовали германские законы о союзах. Маркс и Энгельс были в высшей степени недовольны, когда Либкнехт настраивал генеральный совет Интернационала против Швейцера, на что он не имел никакого права. Хотя они и приветствовали «роспуск лассалевской церкви», но и другое направление было для них бесполезно, пока организация его не была абсолютно отделена от Немецкой народной партии, сохраняя с нею в крайнем случае лишь договорные отношения. Они по-прежнему считали, что Швейцер, как полемист, превосходит всех своих противников.

Более единодушно развивалось австро-венгерское рабочее движение, которое возникло только после поражений 1866 г. Направление Лассаля там совершенно не привилось, но тем большие массы теснились вокруг знамени Интернационала, как докладывал генеральный совет в годовом отчете базельскому конгрессу.

Конгресс собрался, таким образом, при весьма благоприятных перспективах. Хотя он насчитывал всего 78 членов, но имел гораздо более «интернациональный» вид, чем прежние конгрессы. В общем были представлены девять стран. От генерального совета присутствовали, как всегда, Эккариус и Юнг и, кроме того, двое наиболее выдающихся тред-юнионистов — Аппльгарт и Люкрафт. Франция послала 26 делегатов, Бельгия — 5, Германия — 12, Австрия — 2, Швейцария — 23, Италия — 3, Испания — 4 и Северная Америка — 1. Либкнехт был представителем новой фракции эйзенахцев, а Мозес Гесс — берлинской секции. Бакунин имел кроме французского еще и итальянский мандат, Гильом был послан от Локля. Председательствовал опять Юнг.

Заседания конгресса были посвящены сначала организационным вопросам. По предложению генерального совета конгресс единогласно постановил посоветовать всем секциям и присоединившимся к Интернационалу обществам, чтобы они упразднили в своей среде должность президента, как это сделал генеральный совет уже за два года до того: рабочей ассоциации не подобает сохранять монархический и авторитетный принцип; даже там, где должность президента является лишь чисто почетной, она все же заключает в себе нарушение демократического принципа. Вместе с тем генеральный совет предложил расширить его полномочия; он желал получить возможность исключать, до решения ближайшего конгресса, каждую секцию, которая будет действовать в противоречии духу Интернационала. Предложение было принято с тем ограничением, что там, где существуют федеральные советы, они должны быть запрошены до исключения секций. Бакунин и Либкнехт живо поддерживали это предложение. Это было вполне понятно со стороны Либкнехта, но не Бакунина. Он нарушал этим свой анархический принцип, все равно из каких оппортунистских соображений. Вероятнее всего, он хотел победить дьявола при помощи сатаны и рассчитывал на помощь генерального совета против всякой парламентско-политической деятельности, которая была в его глазах чистейшим оппортунизмом; в этом взгляде его могла лишь укрепить известная речь Либкнехта, горячо восстававшего против участия Швейцера, а также Бебеля в работах северогерманского рейхстага. Но Маркс не одобрял речи Либкнехта, и поэтому Бакунин произвел счет без хозяина; ему пришлось вскоре убедиться, что нельзя безнаказанно нарушать принцип.