Карл Маркс. История жизни

В Германии против постановлений базельского конгресса неистовствовали благородные члены немецкой народной партии. Это сначала испугало Либкнехта и побудило его сделать заявление, что эйзенахская фракция не считает себя связанной постановлениями конгресса. К счастью, явно возмущенные члены народной партии этим не удовольствовались и потребовали прямого отречения от этих постановлений. Тогда Либкнехт развязался наконец с этим обществом, как давно желали Маркс и Энгельс. Но его первоначальное колебание было на руку Швейцеру. Он уже много лет проповедовал общую собственность земли и почвы в своем общегерманском рабочем союзе, и Маркс был не прав, считая, что Швейцер принялся за эту проповедь только для издевательства над своим противником и называя это «наглостью». Энгельс сдержал свой гнев против «негодяя», по крайней мере настолько, что признал «очень ловким» то, что Швейцер держит себя теоретически всегда совершенно корректно, прекрасно зная, что его противники будут разбиты в пух и прах, как только дело дойдет до теоретической точки зрения.

Тем временем лассалевцы оставались не только самой замкнутой в своей организации немецкой рабочей партией, но и самой прогрессивной в принципиальном отношении.

Женевские смуты

Посколько базельские прения о наследственном праве были в некотором роде духовным поединком между Бакуниным и Марксом, они не привели, правда, к определенному решению, но все же приняли скорее неблагоприятное, чем благоприятное для Маркса направление. Из этого делали вывод, что Маркс был больно задет и готовился сразить Бакунина сильным ударом; такое предположение не подтверждается фактами.

Маркс остался весьма доволен течением базельского конгресса. Он отдыхал тогда вместе с дочерью Женни в Германии, и 25 сентября писал из Ганновера дочери Лауре: «Я рад, что базельский конгресс окончился и прошел сравнительно удачно. Я всегда опасаюсь таких публичных представлений, когда партия выступает „со всеми своими болячками“. Никто из актеров не был на высоте принципов, но идиотизм высшего класса заглаживает ошибки рабочего класса. В каждом даже самом маленьком немецком городишке, куда мы попадали проездом, мелкий местный листок был полон сведений об этом „ужасном конгрессе“».

Так же как Маркс не был разочарован ходом базельского конгресса, и Бакунин не был им недоволен. Говорили, что своим предложением по вопросу о наследовании он хотел сразить Маркса и добиться посредством этой теоретической победы, чтобы местопребывание генерального совета перенесено было из Лондона в Женеву. Когда это ему не удалось, он будто бы с тем большей горячностью обрушился в газете «Эгалитэ» на генеральный совет. Эти утверждения повторялись столь часто, что превратились в настоящую легенду. Между тем все это совершенно неверно. После базельского конгресса Бакунин вообще не написал ни одной строчки в «Эгалитэ»; до базельского конгресса, в июле и августе 1869 г., он был, правда, главным сотрудником этой газеты, но в длинном ряде его статей тщетно было бы искать каких-либо следов враждебности против генерального совета или против Маркса. В частности, четыре статьи о «Принципах Интернационала» были написаны вполне в духе тех начал, на которых был построен этот великий союз; Бакунин высказывал в них некоторые опасения относительно рокового влияния на пролетарских депутатов того, что Маркс называл «парламентским кретинизмом»; но, во-первых, эти опасения с того времени в достаточной мере подтвердились, а во-вторых, они были совершенно невинные по сравнению с одновременными горячими выпадами Либкнехта против соучастия рабочего класса в буржуазном парламентаризме.

Затем, если даже воззрения Бакунина на право наследования и были только капризом мысли, он все же имел право требовать обсуждения их; на конгрессах Интернационала обсуждались еще более фантастические взгляды, и никто не приписывал исповедовавшим эти взгляды какие-либо злостные намерения. Обвинение же Бакунина в желании добиться переселения генерального совета из Лондона в Женеву он разбил, когда оно было предъявлено ему, следующими краткими и меткими словами: «Если бы такое предложение было сделано, я первый бы энергичнейшим образом восстал против него; столь роковым оно мне кажется для будущности Интернационала. Женевские секции хотя и достигли за очень короткое время громадных успехов, но в Женеве еще господствует слишком узкий, специфически женевский дух, и нельзя допустить, чтобы генеральный совет Интернационала переселился туда. К тому же очевидно, что, пока будет держаться современная политическая организация Европы, Лондон останется единственным местом, подходящим для генерального совета; и поистине нужно быть дураком или врагом Интернационала, чтобы пытаться перетянуть его куда бы то ни было оттуда».