Читаем Карл Маркс. История жизни полностью

В этом отношении программа союза содержит фразу, вызывающую опасные недоразумения. Политическое, экономическое и социальное уравнение классов ведет, если его понимать буквально, к гармонии между капиталом и трудом, которую проповедуют буржуазные социалисты. Подлинной же тайной пролетарского движения и великой целью Интернационала является уничтожение классов. Но так как «уравнение классов» попало в программу союза, как явствует из общего смысла, только вследствие описки, то генеральный совет не сомневается, что союз откажется от этой сомнительной фразы; тогда не представится никаких затруднений к превращению секций союза в секции Интернационала. Если такое превращение последует, то, согласно уставу Интернационала, генеральный совет должен будет быть поставленным в известность относительно местонахождения и числа членов каждой новой секции.

Союз исправил вызвавшую возражения фразу в желательном для генерального совета смысле; 22 июня он известил совет, что прекращает свое существование в качестве союза, и предложил своим секциям превратиться в секции Интернационала. Женевская секция, во главе которой стоял Бакунин, была принята единогласным постановлением генерального совета в состав Интернационала. И тайный союз Бакунина тоже будто бы был распущен; но фактически он продолжал существовать в более или менее неопределенной форме, а сам Бакунин действовал и далее в духе программы, которую союз составил для себя. С осени 1867 г. до осени 1869 г. Бакунин жил на берегу Женевского озера, частью в самой Женеве, частью в Вене и Кларане и приобрел большое влияние среди романских рабочих Швейцарии.

Бакунин нашел опору для своей агитации в своеобразных условиях жизни этих рабочих. Для правильности суждения о тогдашнем положении не следует забывать, что Интернационал не был партией с определенной теоретической программой; он допускал в своей среде самые разнообразные направления, как это установил сам генеральный совет в своем письме к союзу. Еще и теперь можно проследить по «Вестнику», что даже столь ревностный и заслуженный борец этого великого союза, как Беккер, никогда не принимал близко к сердцу теоретических вопросов. Так и в женевской секции Интернационала представлены были два очень различных направления. На одной стороне была fabrique, под которой женевский жаргон разумел квалифицированных и хорошо оплачиваемых рабочих ювелирной и часовой промышленности, почти исключительно местных уроженцев, а на другой — gros metiers, представленные по преимуществу строительными рабочими, почти исключительно иностранцами, в частности немцами; они добивались для себя более или менее сносных условий труда только посредством стачек. Но вследствие своей немногочисленности «фабрика» не могла рассчитывать на самостоятельный успех при выборах и поэтому была очень склонна к избирательным компромиссам с буржуазными радикалами, в то время как «грубые ремесла», для которых не существовало такого рода соблазна, скорее увлекались прямым революционным способом, прославляемым Бакуниным.

Еще более широкое поле для пропаганды Бакунин нашел среди рабочих часового ремесла в Юре. Они не были квалифицированными рабочими, изготовляющими предметы роскоши, а большею частью работали на дому, и их жалкому существованию постоянно угрожала конкуренция американских машин. Рассеянные небольшими гнездами в горах, они были мало приспособлены для массовых политических движений, а поскольку и годились, то боялись политики после печального опыта в прошлом. Агитацию в пользу Интернационала начал среди них врач Кулери; он был гуманный человек, но плохо разбирался в политических вопросах. Он склонял рабочих к избирательным соглашениям не только с радикалами, но даже с монархически настроенными невшательскими либералами, причем рабочие постоянно попадали впросак из-за него. Отстранив наконец Кулери, юрские рабочие нашли нового руководителя в лице молодого учителя промышленной школы в Локле Джеймса Гильома; он вполне слился с их образом мыслей и стал издавать небольшую газетку «Прогресс», защищая в ней идеалы анархического общества, в котором все люди свободны и равны. Когда Бакунин в первый раз приехал в Юру, то нашел вполне подготовленную почву для своего посева, и тамошние бедняки скорее повлияли на него, чем он на них: осуждение всякой политической деятельности стало с тех пор еще резче проявляться у Бакунина, чем до того.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное