Карл Маркс. История жизни

Затем адрес разбирал «возможные доводы», которые могут выставить «эти закоренелые патриоты» в пользу аннексии Эльзас-Лотарингии. Они, конечно, не осмелятся утверждать, что эльзас-лотарингцы стремятся в объятия немцев, но будут говорить, что земля этих провинций принадлежала в давнишние времена давно вымершей немецкой империи. «Если уж переделывать старую карту Европы в соответствии с историческим правом, то ни в коем случае не должно забывать и того, что бранденбургский курфюрст был в свое время, в отношении к своим прусским владениям, вассалом польской республики».

Но больше всего «многие слабоумные люди» были сбиты с толку тем, что Эльзас-Лотарингия выставлялась «материальной гарантией», которую требовали «хитрые патриоты» против нападения с французской стороны. В военно-научном обзоре, составленном Энгельсом, адрес доказывал, что Германия не нуждается в укреплении своих границ против Франции, как это показал опыт именно настоящей войны. «Если теперешний поход что-нибудь доказал, то именно легкость произвести нападение на Францию со стороны Германии». Но вообще полная нелепость и анахронизм — возводить военные соображения в принцип, которым определяются национальные границы. «Если следовать этому правилу, то Австрия должна претендовать на Венецию и на линию Минчио, а Франция — на линию Рейна для защиты Парижа, который, бесспорно, сильнее подвержен нападению с северо-востока, чем Берлин с юго-запада. Если определять границы военными интересами, то никогда не будет конца всяческого рода притязаниям, так как всякая военная линия по необходимости несовершенна и ее всегда можно улучшить путем аннексии новых областей; кроме того, ее никогда нельзя определить окончательно и с полной справедливостью, так как ее всегда будет навязывать победитель побежденному, и она, следовательно, заключает в самой себе зародыш новой войны».

Адрес напоминал о тех «материальных гарантиях», которые получил Наполеон по Тильзитскому миру. И все же через несколько лет его гигантская мощь пала пред немецким народом, как подгнивший тростник. «Что представляют собою те „материальные гарантии“, которые Германия в самых разнузданных своих мечтах может или посмеет навязать Франции, по сравнению с теми гарантиями, которые обеспечил для себя Наполеон? Исход и на этот раз окажется не менее злополучным».

Но выразители популярного патриотизма говорили, что не следует смешивать немцев с французами; немцы хотят не славы, а безопасности; они по существу миролюбивый народ. «Конечно, не Германия напала в 1792 г. на Францию с благородной целью покончить силой штыков с революцией XVIII в. Разве Германия не грязнила своих рук при порабощении Италии, угнетении Венгрии и раздроблении Польши? Теперешняя германская военная система, которая разделяет все сильное мужское население на две части — на постоянное войско, состоящее на действительной службе, и на другое постоянное войско в запасе, причем оба в одинаковой мере обязаны пассивным послушанием правителю Божьей милостью — это, конечно, действительная „материальная гарантия“ всеобщего мира, и сверх того еще высшая цель цивилизации! В Германии, как и повсюду, прихвостни существующей власти отравляют общественное мнение курением фимиама и лживым самохвальством. Они негодуют, эти немецкие патриоты, при одном виде французских крепостей Меца и Страстбурга, но не видят ничего дурного в чудовищных русских укреплениях Варшавы, Модлина и Ивангорода. Содрогаясь от ужасных бонапартовских измышлений, они закрывают глаза на позор царской оградительной власти».

В связи с этим адрес доказывал, что аннексия Эльзас-Лотарингии бросит Французскую республику в объятия царизма. Неужели немецкие патриоты действительно полагали, что обеспечат этим свободу и мир Германии? «Если военное счастье, победная гордость и династические интриги склонят Германию к территориальному ограблению Франции, то для Германии останутся открытыми только два пути. Или она неизбежно должна будет стать слугой возрастающего русского могущества, или же ей придется через короткий срок опять вооружаться для новой „оборонительной“ войны, и притом не для какой-либо новоиспеченной „местной“ войны, а для войны рас против союза славян и романских народов».