Карл Маркс. История жизни

Энгельс говорит также о «побочных обстоятельствах», то есть о том, что война продиктована волей Бисмарка и компании и в случае удачного результата увенчает Бисмарка кратковременной славой. В этом виновата жалкая немецкая буржуазия, и это весьма противно, но непоправимо. «Было бы, однако, нелепо возводить борьбу с Бисмарком в единственно руководящий принцип. Во-первых, Бисмарк теперь, как и в 1866 г., выполняет часть нашей работы; он, конечно, выполняет ее по-своему и помимо своего желания, но все же выполняет. И к тому же теперь не 1815 г. Южногерманцы неизбежно войдут в рейхстаг, и благодаря этому создастся противовес Пруссии… Вообще, желание повернуть назад всю историю после 1866 г. à la Либкнехт только потому, что она ему не нравится, просто глупость. Но мы знаем наших примерных южных германцев».

Энгельс еще раз возвращается в своем письме к политике Либкнехта: «Смешно, что Либкнехт считает нужным держаться нейтрально только потому, что Бисмарк был раньше заодно с Бонапартом. Если бы таково было общее мнение в Германии, то скоро бы возродился рейнский союз и благородный Вильгельм увидел бы, какова в нем его роль и что сталось бы с рабочим движением. Истинным носителем социальной революции, и притом в столь близких его сердцу мелких государствах, он очевидно считает народ, который всегда колотят и топчут ногами. Вильгельм, очевидно, рассчитывает на победу Бонапарта, чтобы устранить таким путем Бисмарка. Вспомни, как он всегда грозил Бисмарку французами. Ты также, конечно, на стороне Вильгельма». Последняя фраза, конечно, была сказана в ироническом смысле: Либкнехт ссылался на то, что Маркс был согласен с воздержа нием его и Бебеля от голосования по вопросу о военных кредитах.

Маркс признавал, что он одобрил «декларацию» Либкнехта. Тогда был момент, в который акт чисто принципиального характера свидетельствовал о большом мужестве; но отсюда не следовало, что момент этот длится и что все отношение немецкого пролетариата к войне, принявшей характер народной войны, должно определяться антипатией Либкнехта к Пруссии. Маркс с полным основанием говорил о «декларации», а не о воздержании от голосования, как таковом. В то время как лассалевцы голосовали за военные кредиты в едином хоре с буржуазным большинством, ничем не отметив своей социалистической позиции, Либкнехт и Бебель мотивировали свое решение. Они обосновали в своем заявлении не только свое воздержание от голосования, но, «в качестве социалистов-республиканцев и членов Интернационала, который борется со всеми угнетателями без различия национальностей и стремится собрать в братский союз всех угнетаемых», они присоединили к этому принципиальный протест против этой, как и всякой, династической войны. Они высказали надежду, что народы Европы, наученные теперешними роковыми событиями, приложат все старания к тому, чтобы завоевать право самоопределения и устранить теперешнее сабельное и классовое господство, ибо в нем причина всех государственных и общественных бедствий. В этой «декларации» впервые было широко и свободно развернуто знамя Интернационала в европейском парламенте, и притом по вопросу общемирового значения. Это, конечно, доставило Марксу большое удовлетворение.

Что его «одобрение» имело именно такой смысл, явствует уже из выражений, которые он употребляет. Воздержание от голосования не было «чисто принципиальным поступком», а скорее компромиссом. Либкнехт хотел сначала прямо голосовать против кредитов; потом только он поддался уговорам Бебеля и воздержался от голосования. Далее, воздержание от голосования определило поведение Либкнехта и Бебеля не на «один только момент», как это доказывал каждый номер «Народного государства». Наконец, это воздержание не являлось «актом мужества», в том смысле, что заключало в самом себе свое оправдание. Если бы Маркс имел в виду мужество такого рода, он бы с такой же похвалой, или даже большей, говорил о храбрости Тьера, который энергично восстал против войны во французской палате, хотя мамелюки империи обрушились на него с дикой бранью, или о буржуазных демократах вроде Фавра и Греви, которые не воздержались от голосования за военные кредиты, а голосовали против них, хотя патриотический шум в Париже по меньшей мере такой же опасный, как в Берлине.

Выводы, которые сделал Энгельс для политики немецких рабочих из своих взглядов на положение дел, сводились к следующим положениям: следует примкнуть к национальному движению постольку и до тех пор, пока оно будет ограничиваться защитой Германии (что не исключает необходимого по обстоятельствам наступления до заключения мира); при этом должно подчеркивать различие между германско-национальными и династическо-прусскими интересами. Следует противодействовать аннексии Эльзаса и Лотарингии; как только в Париже создастся республиканское, не шовинистическое правительство, следует содействовать заключению почетного мира; нужно постоянно выдвигать единство интересов германских и французских рабочих, так как они осуждали войну и не воевали друг с другом.