Карл Маркс. История жизни

«Марсельеза» завоевала себе европейскую славу тем, что направила самые смелые удары на трещавшую по всем швам империю. В самом начале 1870 г. Бонапарт сделал последнюю отчаянную попытку спасти свой покрытый кровью и грязью режим уступками буржуазии, сделав премьер-министром либерального болтуна Оливье. Последний выступил с так называемыми «реформами», но кошка не может не ловить мышей даже под страхом смерти, и Бонапарт потребовал для этих «реформ» подлинно бонапартистского освящения плебисцитом. Оливье имел слабость подчиниться и рекомендовал даже префектам развить «пожирающую» деятельность для успеха плебисцита. Но бонапартовская полиция понимала лучше, чем этот пустой болтун, как устраивать удачный плебисцит. Накануне подачи голосов она раскрыла мнимый заговор бомбистов, будто бы задуманный членами Интернационала против жизни Бонапарта. Оливье из трусости спрятался за спину полиции, в особенности поскольку дело касалось рабочих; по всей Франции были произведены обыски и аресты среди руководителей Интернационала, поскольку они были известны.

Генеральный совет поспешил выступить 3 мая с протестом против этого обмана и заявил следующее: «Наш устав обязывает все секции ассоциации действовать публично. Если бы устав даже не был вполне определенным в этом пункте, то самая сущность ассоциации, которая отождествляет себя с рабочим классом, исключает всякую возможность принять форму тайных обществ. Когда устраивают заговор рабочие классы, образующие большинство каждой нации, создающие все ее богатства и от имени которых правят каждой страной узурпаторские власти, то заговор этот открытый, как заговор солнца против тьмы, и рабочие действуют с полным сознанием, что вне их власти нет никакой законной силы… Проводимые с такой шумихой насильственные меры против наших французских секций направлены исключительно к одной цели — способствовать различным манипуляциям при плебисците». Так на самом деле и было; но это низкое средство достигло еще раз своей низкой цели: «либеральная империя» была санкционирована большинством 7 миллионов голосов против 1,5 миллиона.

Но выдумка с заговором бомбистов кончилась после этого ничем. Когда полиция доказывала, что будто бы нашла у членов Интернационала шифрованный словарь, в котором ничего не могла разобрать, кроме отдельных имен, как Наполеон, и отдельных химических выражений, как нитроглицерин, то это было слишком очевидным вздором, чтобы выступить с ним даже перед бонапартовскими судьями. Обвинение поэтому свелось к тем же проступкам, за которые французские члены Интернационала уже дважды привлекались к ответственности и были осуждены только за участие в тайных или недозволенных обществах.

После блестящей защиты, которую на этот раз вел медник Шатэн — впоследствии он был членом Парижской коммуны, — последовал 9 июля ряд осуждений, причем наивысшими наказаниями были заключение в тюрьму на год и лишение на год прав чести. Но одновременно с этим во Франции разразилась буря, которая смела Вторую империю с лица земли.

Глава 14. Падение интернационала

До Седана

Много писали об отношении Маркса и Энгельса к войне, хотя по существу можно лишь немногое сказать об этом. Они видели в войне не установление божественного порядка, как Мольтке, а скорее дьявольское наваждение, явление, неразрывно сопутствующее классовому, и в особенности капиталистическому строю общества.

Будучи историками, они, естественно, не стояли на совершенно неисторической точке зрения, полагая, что война есть война, и всякую войну следует измерять по тому же шаблону. Для них всякая война имела свои определенные предпосылки и следствия, и уже от последних зависело, как должен отнестись к ней рабочий класс. Таким же было и воззрение Лассаля, с которым они спорили в 1859 г. о действительных условиях тогдашней войны. Для всех троих однако решающее значение имели интересы рабочих, то есть вопрос, как лучше всего использовать эту войну для борьбы за освобождение пролетариата.