Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

«По приказанию муфтия один инвалид пишет за другого. У Чали болит полголовы, страшная зубная боль, болят уши, голова, глаза, горло и бог знает что еще. Ни опий, ни креозот не хотят помочь. Зуб необходимо вырвать, а он не дает» (29/529).

Кажется, где-то у Пруста замечено: в некоторых больших семьях бывает так, что один из членов как бы присваивает себе монополию на болезни. При этом, разумеется, заболеть может любой из членов семьи, как и случается в жизни, однако это спокойно всеми воспринимается и переживается как явление вполне ординарное, в то время как заболевание «монополиста» становится событием для всего дома; среди домашних он считается более подверженным заболеваниям, нежели другие, и всегда у него это тяжелее других. Пруст (если это он) замечает также, что чаще всего такую роль исполняет одна из женщин.

Уж не наблюдалось ли чего похожего в доме Марксов? И не был ли такого рода «монополистом» в этой семье общепризнанный и безусловный ее «муфтий»?

Во всяком случае, заболевания Маркса описаны им с такими подробностями и с таким своеобразным смакованием деталей, какого не находим мы при упоминаниях его о болезнях жены и детей. А о том, как отзывались его болезни на обстановке в доме, можно судить по сообщениям фрау Маркс. Например, в начале ноября 1863 г. она писала Энгельсу:

«К сожалению, Карл не может написать сам. Уже неделя, как он болен и прикован к постели. У него два кровяных нарыва – на щеке и на спине. Нарыв на щеке поддался обычным домашним средствам, применяемым в подобных случаях. Другой нарыв – на спине – принял такие размеры и так воспален, что бедный Мавр терпит ужаснейшие боли и не знает покоя ни днем, ни ночью. Вы понимаете, что вся эта история и морально угнетает его. Словно этой злосчастной книге никогда не суждено быть законченной. Это тяготеет над всеми нами подобно кошмару» (30/563).

И 24 ноября она писала:

«Уже неделя, как, по-видимому, миновала всякая опасность. Крепкое доброе вино и усиленное питание давали ему силы переносить боли и оказывать сопротивление истощению, вызванному сильным выделением гноя. К сожалению, он все еще не может спать и тяжко страдает по ночам… Иногда он ненадолго встает, и сегодня его перенесли из комнаты, в которой он находился во время болезни, в общую» (30/563).

Более подробно и последовательно об этих событиях госпожа Маркс писала в те же дни В. Либкнехту:

«Карл был болен уже несколько месяцев, работа сделалась для него невыносимо тяжелой, и, чтобы добиться хоть небольшого облегчения, он стал вдвое больше курить и утроил дозу различного рада пилюль – каломельных, помогающих при разлитии желчи и т. д. Примерно месяц назад у него появился карбункул на щеке, очень болезненный, но мы вышли из положения при помощи обычных домашних средств. Не успел еще исчезнуть этот карбункул, как на спине появился другой. Хотя боли были ужасными, и опухоль увеличивалась с каждым днем, мы все же оказались настолько безрассудны, что сочли возможным добиться ее рассасывания с помощью компрессов и т. п. Согласно немецкой методе, бедный Карл почти совсем лишил себя пищи, исключил из рациона даже дешевое 4-градусное пиво и жил на одном лимонаде. Когда, в конце концов, опухоль достигла величины кулака, а спина совсем изогнулась, я пошла к Аллену…»

(Аллен – семейный врач бедствующих Марксов. Он вскрыл нарыв.)

«…Затем начались горячие компрессы, которые мы теперь делаем каждые 2 часа с точностью часового механизма в течение двух недель днем и ночью…

…Так мы прожили 14 дней – больше Вам мне не нужно ничего говорить. Ленхен[218], тоже заболевшая от всех хлопот и чрезмерного напряжения, сегодня чувствует себя немного лучше. Не знаю, как мне самой удалось найти в себе силы. Первые ночи я дежурила у постели одна, в течение недели – по очереди с Ленхен, а теперь сплю в комнате на полу, чтобы быть всегда под рукой…» (30/565).

Ни одно слово в данном письме мы не склонны подвергать сомнению. Как можно понять, к беде привело самолечение Карла Маркса. Славная женщина пишет так, будто сама испытала все те ужасные боли, на которые жаловался ее муж (можно представить, как все это выглядело). И совершенно понятно всякому, что при такой беде в доме никто больше не мог позволить себе болеть.

А наше исследование тем временем подошло к самой ужасной из болезней, постигших Карла Маркса на его жизненном пути. Карбункулез. Как говорят нынешние медики, правильнее – фурункулез, и они же говорят, что дело далеко не шуточное, притом, безусловно, весьма и весьма болезненное, а также трудноизлечимое.

Печеночная болезнь и карбункулез – две напасти, преследовавшие Маркса многие и многие годы. То и другое приобрело хроническою форму и, будучи залеченным однажды, вновь и вновь возвращалось, вызывая то жалобы пациента, то его проклятья, то спокойное перечисление. Особенно карбункулез.