Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

После этого следуют, одно за другим подряд, письма Энгельса в Лондон от 26 апреля, 1 мая, 2 мая, еще одно от 2 мая. Маркс едет в Манчестер, где присутствует при кончине Вильгельма Вольфа – Лупуса, – провожает его в последний путь и получает в наследство около 600 или 700 ф. ст. и все имущество умершего.

Вернувшись в Лондон, в конце мая пишет в Манчестер:

К своему весьма «приятному» удивлению обнаружил сегодня утром у себя на груди два новых «почтенных» фурункула (уже прошлой ночью я не мог уснуть). Спроси у Гумперта, что мне делать. Железа я не хочу теперь принимать, поскольку у меня и без того приливы крови к голове. К Аллену мне тоже не хотелось бы обращаться, так как я более всего боюсь возобновлять серьезное лечение, которое в данное время помешало бы мне в моей работе, а ведь должен же я, наконец, ее закончить…

Не совсем понятно нам нежелание начинать «серьезное лечение». Когда и где таковое мешало работе, а отсутствие его – способствовало? Так или иначе, Маркс желает лечиться только по переписке. Гумперт – домашний врач и друг Энгельса.

…Вопреки тому, что мне говорили по поводу моего здорового вида, я все время чувствовал какое-то недомогание…

(Да болен я, болен, болен…)

…И то большое усилие, которое мне приходилось делать при разработке сравнительно более трудных тем, также, по видимому, было связано с этим чувством неадекватности. Извини меня за этот спинозистский термин (30/327).

Так устанавливается прямая функциональная зависимость скорости написания «Капитала» от фурункулов. Во всяком случае, писалось Марксу нелегко.

В июле опять:

К моему далеко не приятному удивлению, оказалось, что у меня не фурункул, а скорее злокачественный карбункул, бесстыдно развивающийся у самого пениса. Так что пришлось почти 10 дней большей частью пролежать в кровати – и это в такую жару! Рана быстро залечивается… (30/344).

Впрочем, несмотря на столь важную идентификацию карбункула и его злокачественность, тут же о всяких домашних делах (не забудь отправить Лауре цепочку), о «шлезвиг-гольштейнской истории», о публике (Маркс находился на английском курорте Рамсгет). Как видно, переполоха в доме не было. К тому же этот «злокачественный» то ли еще развивается, то ли уже залечивается, а может, то и другое сразу – стоит ли обращать внимание на такие мелочи!

Тут как раз подоспело несчастье с Лассалем. Маркс снова здоров. Во всяком случае, жалоб нет. Вплоть до 2 декабря, когда:

Я в ужасе: снова чувствую на правом бедре начинающийся карбункул. Аллен об этом ничего не знает, так как с некоторого времени я лечился сам (31/29).

Поскольку это так важно, отметим и мы, что на сей раз уже по одному симптому чувствуется, что это будет не фурункул, а карбункул. Для Маркса это отличие имело, по-видимому, какое-то важное значение, ибо позже Кугельману было заявлено напрямик:

Я был болен карбункулами, не фурункулами (31/148).

Однако это про другую серию – 1866 г.

Чтобы по достоинству оценить поведение Маркса в этот период, вспомним, что в феврале 1865 г. лицо, финансировавшее «Капитал», высказалось довольно категорически:

…Действуй теперь быстро. Время теперь для книги очень благоприятное, и наши имена опять пользуются у публики почетом. Ты знаешь, как в Германии принято затягивать с печатаньем. Итак, не упускай момента, – это может повести к колоссальной разнице в смысле воздействия (31/48).