Как это ни удивительно, мы должны признать, что Энгельс почти не болел почти ничем почти никогда. По крайней мере, если судить по его письмам к Марксу. Ну, не без того, конечно. Бывало, бывало. Это в сравнении с Мавром наш Фред выглядит почти как Штирлиц. Ему и не следовало болеть. Не его функция. Пожалуется он как-нибудь другу:
В воскресенье во время еды у меня лопнул маленький кровеносный сосуд в соединительной оболочке левого глаза, и с тех пор глаз очень чувствителен, так что я теперь совершенно не могу писать при искусственном свете; думаю, однако, что скоро все пройдет (32/99).
Письмо-то всего в 10 строк, причем «в первых строках» сообщается о посылке двух пятифунтовых банкнот. Пожалуется это он, говорим мы, другу своему, а друг вовсе не отреагирует, даже получение денег не подтвердит, вменив это тринадцатилетней дочери.
Через неделю Фред снова пишет, направляя другу еще 25 фунтов, чтобы девочки Маркс могли поехать на море (Там же).
На сей раз Мавр ответит сам, сообщая о разных разностях, а в конце:
Как вы переносите такую жару? Я теряю при этом всякую способность думать… (32/101).
Ну, спроси же про глаз, спроси про зеницу ока, ведь друг занемог! Нет, даже не вспомнит. Фред тоже ответит. Обмен новостями и мнениями. А в конце деликатно напомнит:
Когда я работаю ночью, мой глаз все-таки еще быстро утомляется и болит потом целый день (32/102).
Тогда уж и Мавр расчухается и напишет:
Дорогой Фред!
Надеюсь, что история с твоим глазом не носит серьезного характера. Разрывы небольших кровеносных сосудиков – довольно распространенное явление, которое не вызывает никаких особых последствий (32/103).
Во всяком случае, карбункулы тебе не грозят. Маркс весьма интересовался медициной, и на все болезни у него была своя научная точка зрения, самостоятельно вычитанная из книг, какие ему больше нравились.
Поскольку на сей раз пропал Фред, Мавр пишет через неделю:
Дорогой Фред!
Как твой глаз? Брошюру Эйххофа… и т. д. (32/105).
Фред отвечает:
Дорогой Мавр!
Что я делаю в такую жару? Томлюсь и пью (32/107).
Стало быть, с глазом все обошлось без особых последствий. Мавр был прав!
Бывали и у Энгельса свои «карбункулы» – на лице. Притом тоже в затяжном виде – до двух месяцев (29/108, 115).
Вначале Мавр сообщил другу – ему «в утешение» (29/115), – что и у него сейчас болит печень. Затем, когда дело затянулось, начал давать полезные советы:
Надеюсь, что тебе уже больше не делают горячих припарок – это
Через некоторое время, когда Энгельс отправился к морю выздоравливать окончательно, старший друг пишет ему вполне по-докторски:
Само море, разумеется, является главным целебным средством. Но все же нужны и некоторые лекарства внутрь – отчасти для предупреждения болезни, отчасти же для непосредственного лечения, чтобы привнести в кровь недостающие ей вещества. Поэтому, опираясь на всю новейшую французскую, английскую и немецкую литературу, которую я теперь прочитал по поводу твоей болезни, я противопоставляю утверждениям, содержащимся в твоем письме к моей жене, следующие выводы, которые ты можешь проверить у любого консилиума врачей или химиков… (29/126).