Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

В связи с этим пришлось прекратить прием мышьяка. Следов карбункулов больше не видно (31/175). Текучка идет по-прежнему (Интернационал… виды на революцию в Германии… положение в США после Гражданской войны… Гладстон…).

1 мая Энгельс отвечает:

Дорогой Мавр!

Надеюсь, что ты благополучно справился со своим ревматизмом и зубной болью и опять прилежно сидишь над книгой. Как обстоит с ней дело и когда будет готов первый том? (31/177–178).

Текучка – текучкой, но не забывай о главном. Революция приближается, скоро всю Европу переделаем в 14 дней. Многих каналий будем строго судить (31/177–178). 9 мая Энгельс пишет вновь (ибо Мавр молчит), выражая беспокойство: не появились ли вновь карбункулы? (31/179).

Маркс отвечает на следующий день:

Дорогой Фред!

Никаких карбункулов нет! Но проклятый ревматизм и зубная боль здорово меня помучили, пока, наконец, первый не начал как будто отступать под влиянием втираний чистого спирта. Должен также откровенно сказать тебе…

(Со всей присущей мне прямотой, невзирая на лица.)

…Что я все еще чувствую некоторую слабость в голове, и работоспособность возвращается лишь очень медленно (31/179).

7 июня – сообщение о болезни печени (31/187).

Наконец, по-видимому, все вошло в норму, ибо появляется следующее сообщение от 20 июня:

Проклятая погода особенно скверно действует на мое здоровье: вот почему я не известил тебя о получении вина и вообще не писал… (31/192).

Раз дело дошло до погоды, мы понимаем, что болячек похуже у Мавра не было. А дело в том, что предыдущее письмо было отправлено Фреду 9 июня. Между всего прочего там было:

Если твой запас вин тебе позволяет (то есть если тебе не придется делать для этого новых закупок), то мне бы хотелось, чтобы ты прислал сюда немного вина, так как мне теперь совершенно нельзя пить пива (31/189).

Просьба эта была вполне ординарной, одной из многих аналогичных, нестандартна лишь, пожалуй, мотивировка.

Фред немедленно выслал другу ящик бордо – «это очень хорошее вино от Боркхейма» (31/190).

Но, по-видимому, «проклятая погода» оказалась сильнее хорошего вина, так как Карл целых 10 дней не был способен даже известить о получении напитка.

Если бы не сугубый пиетет к имени великого мыслителя, мы бы поняли этот эпизод вполне по-русски: человек был не в состоянии взяться за перо, прежде чем не прикончил этот ящик. Но мы даже в шутку не можем допустить такого: больной человек!

7 июля – снова сообщение о «признаках карбункулов выше правой ключицы»:

По ночам я больше не работаю (31/195).

21 июля сообщается, что «карбункул прошел сам собой». Из-за жары мучает печень. Но работа продвигается вперед (31/201).

23 августа:

То тут, то там у меня появляются новые признаки карбункулов; они каждый раз исчезают, но заставляют меня строго ограничивать свои рабочие часы (31/213).

Где тут правда и где не очень правда, мы уже определять не беремся.

8 ноября, после месячного молчания, Маркс пишет опять о денежных неурядицах, займах, ломбарде, к тому же в доме гостил (на правах жениха) Лафарг – от него следовало скрывать нужду и поиски денег.

Из-за всего этого я не только очень часто прерывал свою работу, но, стараясь наверстать по ночам потерянное днем время, опять нажил себе чудный карбункул недалеко от penis (31/221).

Нельзя мне работать по ночам, категорически противопоказано. А днем нужно искать деньги. Понятно?

Ответного письма Энгельса мы не находим, но намек он понял, ибо через два дня Маркс выражает ему «сердечную благодарность за скорую помощь, а также за портвейн» (Там же). Сиди и работай днем, резинщик несчастный!

Тем временем наступил еще один новый год – 1867-й. 19 января Маркс пишет: