Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Женнихен, чья попытка жить независимо была печально короткой, пыталась убедить отца, что Ленхен позаботится о нем лучше, чем Тусси {12}. Однако Маркс настаивал, чтобы Тусси сопровождала его, и 29 декабря они вместе выехали из Лондона, чтобы невесело встретить Новый год. Погода отражала их настроение: ураганный ветер обрушился на остров и выл всю ночь; ночи были холодными, небо — свинцовым, дождь лил, как из ведра. Кашель Маркса усилился. В письме Лауре он говорит, что Тусси почти ничего не ест, страдает от нервного тика и бессонницы.

Она почти все время проводила за чтением, или писала, «совершенно очевидно, что она находится здесь со мной только из чувства долга и считает себя мученицей, идущей на самопожертвование» {13}.

Маркс понятия не имел, почему так страдает его дочь. Тусси же писала Женнихен, что близка к полному нервному срыву: за прошедшие две недели она едва ли спала 6 часов. Те же страхи она описывает в письме своей подруге Клементине Блек, которая рассказала обо всем Долли Мейтланд и Эрнесту Рэдфорду. Встревоженный состоянием Тусси Догберри-клуб отрядил делегацию к Ленхен, но она не могла уехать из Лондона, и потому на остров Уайт отправилась Долли Мейтланд. Собственно, только ее приезд и открыл Марксу глаза на то, что его дочь больна, и он немедленно разозлился на Тусси за то, что она рассказала все друзьям, а не ему. Тусси парировала, что опасалась его упреков насчет того, что она болеет в ущерб семье, либо того, что он начнет заботиться о ее здоровье, и ни то, ни другое ни к чему хорошему не приведет.

«Чего не понимают ни папа, ни доктора — так это того, что страдания мне причиняет постоянная тревога. Папа говорит, что я должна «отдохнуть» и «набраться сил», прежде, чем начинать что-то делать, и не видит, что «отдых» — это последнее, в чем я нуждаюсь, а «набраться сил» я могу, лишь обретя четкий план своих действий — а не сидя на месте и ожидая неизвестно чего… Меня сводит с ума то, что я сижу здесь, пока мимо, возможно, проходит мой последний шанс что-то сделать».

Тусси все еще надеется чего-то добиться собственными усилиями — и все чаще чувствует, как «тикают часы». В этом месяце ей исполнилось 27:

«Я уже не настолько молода, чтобы позволить себе попусту тратить время на ожидание — и если я не попытаюсь что-то сделать в ближайшее время, вскоре и пытаться будет незачем» {14}.

Она описывает себя так: она «не настолько развита, чтобы жить исключительно интеллектуальной жизнью», но и «не настолько глупа, чтоб сидеть и ничего не делать» {15}.

Тусси хотела, чтобы Женнихен спасла ее, — и Женнихен это сделала. Теперь она была матерью семейства, жила вдалеке, четверо сыновей требовали непрестанного внимания, но тем не менее она нашла в себе силы и желание терпеливо выслушивать своих ссорящихся родных в Англии, советовать и направлять их. Первым делом она написала Лауре, изложив позицию Тусси. Лаура и Тусси после долгого перерыва встретились у постели умирающей матери, стараясь делать вид, что помирились {16}. Напряженность между ними никуда тем не менее не делась, и Женнихен, сидя в Аржантее, пыталась выступить в роли посредника между сестрами, постараться примирить их — ведь они жили в 10 минутах ходьбы друг от друга. Она написала Лауре, что боится за Тусси, что та тяжело больна — и частично винила в этом ее долгую и до сих пор не разорванную помолвку с Лиссагарэ:

«Как бы там ни было, скорее согрешили против нее, нежели согрешила она, и ее стоит пожалеть. Хотя я думаю, что здоровье ее станет препятствием, но все же убеждена, что лучшим способом взбодрить и укрепить ее было бы — дать ей возможность попытать свои способности на сцене. Только работа, тяжелая работа сможет вернуть покой ее душе и тот комфорт, который она утратила из-за неудачной привязанности» {17}.

Затем Женнихен написала отцу. Это письмо не сохранилось, но Маркс почти сразу же написал Энгельсу, и в этом письме явственно читаются отголоски письма дочери. Он пишет, что хочет освободить Тусси от обязанностей своей компаньонки и сиделки.

«У нее есть горячее желание начать собственную карьеру — или то, как она себе ее представляет — в роли свободного независимого художника, и надо признать, она совершенно права, говоря, что не может больше терять времени. Ни за что на свете я не хотел бы, чтобы девочка думала, будто я требую принести жертву на алтарь семьи и стать сиделкой для старика» {18}.

Тусси поняла, что на изменение настроения Маркса повлияла ее старшая сестра, и горячо поблагодарила ее за помощь. Она также сообщила, что в ознаменование начала новой жизни разрывает свою 9-летнюю помолвку с Лиссагарэ:

«Долгое время я собиралась с силами, чтобы разорвать эту помолвку. Я не могла заставить себя сделать это — он был добр, нежен и терпелив со мной — но теперь я это сделала. Наконец-то ко мне вернулось мое мужество».

Она намекнула, что для подобного решения были и другие причины, которые она не может объяснить в письме, — на языке семьи Маркс это скорее всего означало, что она встретила кого-то еще.