Карлос Кастанеда, книги 1-3

Остаток дня мы провели, бродя без какого-либо определенного маршрута, пока он невероятно детально рассказывал о гремучих змеях — о том, как они гнездятся, как двигаются, об их сезонном поведении и привычках. Затем он стал углублять каждый из пунктов, которые наметил, и наконец поймал и убил большую змею. Он отрезал ей голову, вычистил внутренности, ободрал кожу, а мясо зажарил. В его движениях была такая грация и ловкость, что чистым удовольствием было просто находиться рядом с ним. Я слушал его и зачарованно следил за ним. Концентрация моего внимания была настолько полной, что весь остальной мир практически исчез.

Есть змею было грубым возвращением в мир обычных дел. Я почувствовал тошноту, как только начал жевать кусочек ее мяса. Это было ложное отвращение, поскольку мясо было прекрасным. Но мой желудок, казалось, был независимой единицей. Я едва смог проглотить кусочек. Я думал, что у дона Хуана будет сердечный приступ от смеха.

После этого мы удобно уселись для отдыха в тени скал. Я начал работать над своими заметками, и их объем заставил меня понять, что он дал мне поразительно большое количество информации о гремучих змеях.

— Твой охотничий дух вернулся к тебе, — внезапно сказал дон Хуан с серьезным лицом. — Теперь ты попался.

— Что-что?

Я хотел, чтобы он уточнил, как я попался, но он только смеялся.

— Как я попался? — настаивал я.

— Охотники всегда будут охотиться, — сказал дон Хуан. — Я сам охотник.

— Ты хочешь сказать, что охотишься для того, чтобы заработать на жизнь?

— Я охочусь для того, чтобы жить. Я могу жить повсюду.

Он кивнул на все окружающее.

— Быть охотником означает, что ты очень много знаешь. Это означает, что ты можешь видеть мир по-разному, — продолжал он. — Для того чтобы быть охотником, нужно находиться в совершенном равновесии со всем остальным. Иначе охота превратится в бессмысленное повседневное занятие. Например, сегодня мы поймали змейку. Я вынужден был извиниться перед ней за то, что прервал ее жизнь так внезапно и так окончательно. Я сделал то, что я сделал, зная, что моя жизнь будет оборвана тем же самым образом — внезапно и окончательно. Так что в целом мы и змеи — на одной ступеньке. Одна из них накормила нас сегодня.

— Я никогда не понимал такого равновесия, когда охотился, — сказал я.

— Это неправда, ты не просто убивал животных. Ты и твоя семья ели дичь.

Его заявление несло в себе уверенность человека, который при этом присутствовал. Но он был прав. Были времена, когда я снабжал свою семью случайной дичью.

После короткого колебания я спросил:

— Откуда ты узнал об этом?

— Некоторые вещи я просто знаю, — сказал он. — Хотя и не могу сказать тебе, как.

Я рассказал ему, что мои тетки и дядья очень серьезно называли всех птиц, которых я приносил, «фазанами».

Дон Хуан сказал, что он очень легко может себе представить, как они называют воробья «маленьким фазаном», и изобразил с комической мимикой, как они жуют его. Необычные движения его челюстей вызывали во мне ощущение, что он действительно пережевывает целую птицу вместе с костями и перьями.

— Я действительно думаю, что у тебя есть склонность к охоте, — сказал он, глядя на меня. — А мы с тобой занялись не тем. Может быть, ты захочешь изменить свой образ жизни для того, чтобы стать охотником.

Он напомнил мне, как я без особых усилий нашел хорошее и плохое места и даже обнаружил специфические цвета, связанные с ними.

— Это означает, что у тебя есть склонность к охоте, — провозгласил он. — Не всякий, кто попытается, определит их положение и их окраску одновременно.

Быть охотником звучало очень красиво и романтически, но для меня это было абсурдом, поскольку я особенно не интересовался охотой.

— Тебе не нужно заботиться о том, чтобы охотиться или любить охоту, — ответил он на мое возражение. — У тебя есть естественная склонность. Я полагаю, что самые лучшие охотники не любят охотиться. Они делают это хорошо, и все.

У меня было ощущение, что дон Хуан способен выиграть в любом споре, и в то же время он утверждал, что совсем не любит разговаривать.

— Это то же самое, что я говорил тебе об охотниках, — сказал он. — Совсем не обязательно, чтобы я любил разговаривать. У меня просто есть склонность к этому, и я делаю это хорошо. Вот и все.

Я нашел его умственную подвижность действительно необыкновенной.

— Охотники должны быть исключительно собранными индивидуумами, — продолжал он. — Охотник очень мало оставляет случаю. Я все время пытался убедить тебя, что ты должен научиться жить по-другому. До сих пор я не добился успеха. Тебе не за что было ухватиться. Теперь все иначе. Я вернул назад твой дух охотника. Может быть, через него ты переменишься.

Я возразил, что не хочу быть охотником. Я напомнил ему, что в самом начале я хотел, чтобы он просто рассказал мне о лекарственных растениях, но он заставил меня уйти так далеко от моей первоначальной цели, что я уже не могу ясно вспомнить, действительно ли я хотел узнать о растениях.