Карлос Кастанеда, книги 1-3

Когда мы покинули это место, то вместо того, чтобы направиться домой, дон Хуан повернул в сторону гор. Мы достигли каких-то пологих склонов и затем выбрались на вершину высокого холма. Там дон Хуан выбрал место на открытом незатененном участке. Он сказал, что мы должны ждать до темноты и что я должен вести себя наиболее естественным образом и могу задавать все вопросы, какие хочу.

— Я знаю, что дух шныряет тут, — сказал он очень тихим голосом.

— Где?

— Вон там, в кустах.

— Дух какого сорта?

Он взглянул на меня с любопытством и спросил:

— А какие бывают сорта?

Мы оба расхохотались. Я задавал вопросы из-за своей нервозности.

— Он вернется в сумерках, — сказал он. — Нам нужно только ждать.

Я замолк; вопросы у меня кончились.

— Сейчас мы должны поддержать разговор, — сказал он. — Человеческий голос привлекает духов. Один шныряет тут вокруг. Мы делаем себя доступными ему, поэтому продолжай говорить.

Я испытал идиотское чувство пустоты. Я не мог придумать, что бы такое сказать. Он засмеялся и похлопал меня по спине.

— Ты действительно штучка, — сказал он. — Когда нужно разговаривать, ты проглатываешь язык. Давай начинай болтать.

Он начал поразительно шлепать губами, открывая и закрывая рот с огромной скоростью.

— Есть ряд вещей, о которых мы с этого времени сможем говорить только в местах силы, — продолжал он. — Я привел тебя сюда, потому что это твое первое испытание. Здесь находится место силы. Здесь мы можем говорить только о силе.

— Я действительно не знаю, что такое сила, — сказал я.

— Сила есть нечто такое, с чем имеет дело воин, — сказал он. — Сначала это нечто настолько невозможное, что об этом даже трудно подумать. Именно это происходит с тобой сейчас. Затем сила становится серьезным делом. Можно не иметь ее или даже полностью не понимать, что она существует, но знать, что что-то такое есть. Что-то такое, что не было заметно раньше. Затем сила проявляет себя как нечто неконтролируемое, что приходит само по себе. Я не имею возможности сказать, как она приходит или что это в действительности. Это ничто, и в то же время оно творит чудеса прямо перед твоими глазами. И в конце концов сила становится чем-то внутри тебя самого. Чем-то таким, что контролирует твои поступки и в то же время послушно твоей команде.

Наступила пауза. Дон Хуан спросил меня, понял ли я. Я сказал, что понял, и почувствовал себя смешно. Он, казалось, заметил мое неудобство и усмехнулся.

— Я собираюсь научить тебя прямо здесь первому шагу к силе, — сказал он, как бы диктуя мне письмо. — Я хочу научить тебя, как настраивать сновидение.

Он взглянул на меня и вновь спросил, понимаю ли я, о чем он говорит. Я не понимал. Я вообще еле-еле мог следить за ним. Он объяснил, что «настраивать сновидение» означает иметь сознательный и прагматический контроль над общей ситуацией сна, сопоставимый с тем контролем, который имеешь, например, в пустыне, когда решаешь, забраться на вершину холма или остаться в тени водного каньона.

— Ты должен начать с чего-нибудь очень простого, — сказал он. — Сегодня во сне ты должен смотреть на свои руки.

Я громко рассмеялся. Его тон был таким естественным, словно он говорил о самых обычных вещах.

— Почему ты смеешься? — спросил он с удивлением.

— Как я могу смотреть на свои руки во сне?

— Очень просто. Сфокусируй свои глаза на них, вот так. Он наклонил голову вперед и уставился на свои руки с разинутым ртом. Его жест был таким комичным, что я невольно рассмеялся.

— Серьезно, как ты хочешь, чтобы я это сделал? — спросил я.

— Так, как я сказал тебе, — оборвал он. — Ты, конечно, можешь смотреть на все, что тебе, черт возьми, захочется: на свои ноги, на свой живот, на свою елду — это все равно. Я сказал про руки, потому что для меня проще всего смотреть на них. Не считай это шуткой. Сновидение так же серьезно, как видение или умирание или любая другая вещь в этом пугающем волшебном мире. Думай об этом как о развлечении. Представь себе те невообразимые вещи, которые ты сможешь выполнить. Человек, охотящийся за силой, почти не имеет границ в своих сновидениях.

Я попросил его дать какие-нибудь ориентиры.

— Тут нет никаких ориентиров, просто смотри на свои руки.

— Но тут должно быть что-то большее, чем ты рассказал, — настаивал я.

Он покачал головой и скосил глаза, глядя на меня короткими взглядами.

— Каждый из нас различен, — сказал он наконец. — То, что ты называешь ориентирами, было лишь тем, что делал я, когда учился. Но мы не одинаковы. Мы даже отдаленно не напоминаем друг друга.

— Возможно, что-нибудь из того, что ты мне скажешь, помогло бы мне.

— Для тебя было бы проще попросту начать смотреть на свои руки.

Он, казалось, приводил в порядок свои мысли, вверх-вниз покачивая головой.