Карнакки – охотник за привидениями

В этом рейсе на мою голову свалилось столько неприятностей с парочкой пассажиров, что я невольно пожалел о тех временах, когда командовал торговым судном. Поднявшись утром на мостик, я обнаружил, что мистер Уилмит, мой первый помощник, позволил одному из пассажиров, некоему мистеру Брауну, подняться на мостик и выпустить нескольких ценных голубей. Ситуация не ограничивалась этим: мой третий помощник снимал для него время по одному из судовых хронометров.

Боюсь, что, судя по сказанным мной словам, я вышел из себя.

– Мистер Уилмит, – проговорил я, – прошу вас объяснить мистеру Брауну, что на мостике ему нечего делать. Мне хотелось бы, чтобы он немедленно удалился отсюда, и еще попросите его запомнить этот факт на будущее. Если мистеру Брауну угодно наслаждаться полетом голубей, не имею против этого занятия никаких возражений, однако прошу его оказать мне любезность и развлекаться не на моем мостике!

Я, безусловно, не имел ни малейшего желания щадить чувства мистера Брауна, ибо это была не первая его выходка: вчера он притащил в обеденный салон несколько этих птиц и принялся демонстрировать их своим многочисленным приятелям, то есть выпустил летать по салону, а всем известно, какие грязные твари эти голуби! Я сказал ему пару ласковых слов перед всем салоном, и, по-моему, пассажиры со мной согласились. Этот тип съехал с катушек со своими голубями.

Есть еще одна ходячая неприятность – путешествующий полковник, вечно старающийся вторгнуться на мой мостик, чтобы покурить и поболтать. Мне пришлось прямо и откровенно сказать, чтобы он держался подальше от мостика, – так же как и мистеру Брауну, разве что, пожалуй, в несколько другой манере. Плюс пара леди, постарше и помоложе, вечно толкущихся возле ведущего на мостик трапа, если можно так выразиться. Сегодня, воспользовавшись удобной возможностью, я рассказал старшей о своем восьмом сыне, полагая, что это успокоит ее; впрочем, этого не произошло; она немедленно затараторила о милых детках; и это при том, что я даже не женат и солгал самым прискорбным образом благодаря этой чертовке! Ну и конечно, старшая леди немедленно все сообщила младшей, после чего та решительным образом оставила меня на попечении своей дуэньи. Помилуй мя Бог!

Но более всех остальных пассажиров мне докучает мистер Аглаи – человечек болезненный, полный, смуглый, невысокий и в самой адской степени любознательный. Он всегда обретается где-то рядом, и я даже убежден в том, что он успел завести тесную дружбу с обслуживающим меня парнем.

Конечно же, я уже давно догадался, что он является агентом таможни, высматривающим контрабандные бриллианты. Нимало не сомневаюсь в том, что необходимость в существовании подобной живности на наших кораблях существует, ибо если обвести вокруг пальца таможню, на драгоценных камнях и жемчуге можно заработать кучу денег.

Сегодня я едва не спустил на Аглаи полканá, сказав без всяких обиняков, что знаю, кто он, и потому требую, чтобы он не совал свой нос ни в мою рубку, ни в мои дела, а обратил свое внимание на публику, располагающую теми тысячами, которые потребны для успешной торговли подобного рода товаром.

Тип этот по сути дела уже совал нос в мою каюту; когда я подошел к нему со спины, он, однако, сумел объяснить ситуацию достаточно правдоподобно, сказав, что сперва постучал и якобы услышал, как я ответил ему «войдите». Он-де явился ко мне затем, чтобы я взял на сохранение очень ценный бриллиант. Аглаи тут же извлек из жилетного кармана камень в замшевом мешочке и сказал мне, что тот будет в большей безопасности, находясь под надежным замком. Я естественно объяснил ему, что буду хранить его бриллиант на обычных условиях, а когда он поинтересовался моим мнением о бриллианте, проявил прямо-таки удивительную любезность, так как было очевидно, что он хотел разговорить меня на эту тему.

– Великолепный камень! Не сомневаюсь в том, что он стоит многие тысячи. В нем должно быть двадцать или тридцать каратов, – объявил я, прекрасно зная при этом, что имею дело с хорошо ограненной стекляшкой, ибо успел попробовать ее щупом на внутреннем крае моего кольца; в отношении размера я допустил продуманный ляп, ибо если бы это был бриллиант, вес его превысил бы шестьдесят каратов.

Толстячок-агент чуть нахмурился, и я было решил, что сумел намекнуть этому парню на то, что он карабкается на неправильное дерево; однако тут же, по выражению глаз, понял, что он, как и прежде, подозревает меня, и всего лишь заносит в категорию людей, ничего не смыслящих в бриллиантах. После того, как он ушел, я обдумал наш разговор и понял, что хотел бы дать этому жабенку небольшой урок.

19 июня

Ночью меня осенила великолепная идея.

Сегодня вечером мы швартуемся в порту, и у меня есть время обдумать ее. Вчера вечером за обедом, как всегда бывает на этих рейсах, сама собой возникла тема бриллиантов; и пассажиры принялись рассказывать всякие байки, иногда старые, иногда новые, о том, как кому-то особо ловким способом удалось обвести таможню вокруг пальца.