Уловив сомнение в ответе племянницы, леди Харлоу с новым пылом вернулась к перечислению недостатков, которыми, на ее взгляд, в изобилии обладал Монтгомери Гилмор, начиная, само собой, с явной нелюбви к пунктуальности. Все, что она собиралась сказать, было давно и хорошо известно Эмме, которая недаром выслушивала ее ворчание на протяжении двух лет. И надо признаться, девушка была с теткой полностью согласна: ее жених и на самом деле имел каждый из названных пороков – раздражающих, неуместных и невыносимых, и даже кое-какие сверх того. Однако, соединенные вместе, они давали столь замечательный и потрясающий результат, несли в себе такую невероятную энергию, что, соприкоснувшись с Гилмором, приходилось либо полностью подчиниться ему, либо пересоздать себя заново. Он ворвался в жизнь Эммы, как врывается поезд на выстроенный из стекла вокзал, и девушке предстояло выбрать одно из двух: сесть в этот поезд или всю оставшуюся жизнь простоять на разбитом вдребезги перроне. И Эмма не раздумывая выбрала первое. А еще она поднялась в воздух на воздушном шаре и хохотала так, что, к ужасу Монти, чуть не перевернула корзину, в которой они сидели. Да что там воздушный шар! Если бы Мюррей попросил, Эмма оседлала бы оранжевую цаплю и полетела бы на ней к звездам, а то и дальше.
Не без радости Эмма вдруг поняла, что, чем дольше слушала гневные речи тетки, тем меньше сердилась на жениха за опоздание. Все равно рано или поздно он приедет. В этом у нее не было ни малейших сомнений. Она всегда могла положиться на него, вот что было важно. Монти непременно появится, а потом обрушит на нее самые забавные объяснения. И сам же настолько в них запутается, что выставит себя безнадежно виноватым, а Эмме останется только одно – рассмеяться.
Девушка искоса глянула на тетку и почувствовала даже что-то вроде любви. Только тут она поняла, что будет скучать по ней, ну хоть немного, но будет, и еще Эмме подумалось, что и старая дева тоже будет скучать по ней, когда после их свадьбы снова останется одна. Эмма поклялась себе не забывать тетку и в своей счастливой будущей жизни находить время, чтобы навещать ее так часто, как только будут позволять обязанности новобрачной. Новобрачной… От этой мысли в груди у нее что-то затрепетало.
– Надеюсь, твоя глупейшая улыбка не означает, что ты смеешься надо мной, Эмма? И будь добра, перестань вертеть зонтик! У меня уже голова закружилась.
Девушка пару раз моргнула, не сразу сообразив, что тетушка закончила – по крайней мере пока – разбирать по косточкам ее жениха и теперь обращается к ней самой.
– Прости, тетя. Я… мне вспомнился один смешной случай… это было вчера.
– Смешной случай? Какой, интересно знать? Может, когда мистер Гилмор пытался справиться за столом с ножом и вилкой?..
И тут Эмма не выдержала:
– Довольно, тетя! Довольно! Неужели ты никак не можешь понять? Я люблю его!
Девушка опомнилась, увидев, что тетка смотрит на нее открыв рот. Эмма отчаянно старалась придумать что-нибудь не такое избитое, как те слова, которые сорвались у нее с языка, чтобы старуха попыталась понять чувства племянницы. Надо было отыскать магическую формулу, точно выражающую то, что пульсировало у Эммы внутри, то, что можно было бы увидеть, если бы ее положили на операционный стол и разрезали сверху донизу. Но такой формулы Эмма не находила. И снова очень медленно повторила те же самые слова:
– Я люблю его… Я люблю его… И мне нет дела до того, как он пользуется ножом и вилкой. И мне нет дела до того, как он нажил свое состояние – торгуя шнурками для ботинок или чистя нужники. И мне нет дела до того, что он вечно опаздывает, что он может подпустить в разговоре крепкое словцо и что наступает мне на ноги во время танца. Пока я не познакомилась с ним, я не умела смеяться… Никогда не умела, даже в детстве. Мое детство было нелепым и ужасным – я была грустной девочкой, не умевшей смеяться!
– Зато мне ты всегда казалась очень даже интересной девочкой, – заявила старуха. – И я никогда не могла понять, как такой дьяволенок появился из убогого чрева моей невестки. Я не сомневалась, что ты вырастешь свободной от разных любовных глупостей, от всяких романтических выдумок, и этим гордилась. Наконец-то будет хоть одна Харлоу с достойным характером! Признаюсь, ты мне даже немного напоминала меня саму в детстве. И вот теперь я слышу от тебя эту чушь про любовь! Если тебе уж так захотелось посмеяться, пошла бы в зоопарк. Обезьянки такие забавные. Меня они всегда смешат, но я почему-то не спешу выходить за них замуж.
Эмма вздохнула, досадливо покусывая губы. Как объяснить тетке, почему она полюбила Гилмора? Как объяснить, что у нее не было выбора, что она не могла не полюбить его? И вдруг ее осенило:
– Монти – настоящий.
– Настоящий? – повторила тетка.