Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

– Если построишь треугольник, взяв две нижние звезды Большой Медведицы и Полярную звезду, одна из его вершин – видишь? – будет указывать на Капеллу, альфу Возничего. Вон там, над горизонтом… Сейчас она едва видна, но потом поднимется выше, поскольку звезды вращаются с востока на запад вокруг Полярной звезды.

– А что это за горка из звезд? Словно виноградная гроздь…

– Это Плеяды. Когда они поднимутся выше, будут гораздо ярче.

Она тихо-тихо повторила: «Плеяды» – и долго не отводила глаз от этого созвездия. От звездных точек в зрачках она казалась на удивление юной. В его памяти под старую песенку возникли фотография в рамочке, помятый серебряный кубок…

Имя звездочек назвать
милая просила.

– А вот эта, яркая, – Андромеда, – показал он ей. – Она рядом с квадратом, который образует созвездие Пегаса. Древние астрономы видели в нем крылатую лошадь, вид сзади… А вот здесь, смотри внимательнее, чуть правее – туманность Андромеды… Видишь?

– Да… Вижу!

В ее голосе слышалось возбуждение – она открывала для себя нечто новое. Что-то бесполезное, неожиданное и прекрасное.

Нет, той ночи не забыть,
когда моя милая
сотни, тысячи имен
звездам подарила…

Кой напевал очень тихо, почти про себя. Парусник покачивался на волнах, темнота ночи сгущалась, и вблизи Танжер Кой испытывал нечто весьма похожее на счастье. «Человек выходит в море, – думал он, – чтобы пережить подобные моменты». Он протянул женщине бинокль, и она рассматривала небо, Плеяды, туманность Андромеды, отыскивая светящиеся точки, которые он ей показывал.

– Ориона пока еще не видно. Это мое любимое созвездие… Орион – охотник, у него есть щит, пояс, ножны меча. На одном плече у него Бетельгейзе, на другом – Беллатрикс, а нога называется Ригель.

– А почему оно твое любимое?

– Самое красивое, наверное. Красивее, чем Млечный Путь. И однажды оно спасло мне жизнь.

– Вот как? Расскажи.

– Да тут почти нечего рассказывать. Мне было лет тринадцать-четырнадцать, я отправился в море ловить рыбу на лодчонке с парусом. Поднялся шторм, и ночь меня застала в море. Компаса у меня не было, я не мог определить направление… Вдруг я увидел просвет в тучах и узнал созвездие Ориона. Я взял курс и добрался до порта.

Танжер немного помолчала. «Наверное, представляет себе меня в тринадцать лет. Ребенок, затерявшийся в волнах, высматривающий в небе знакомые звезды».

– Охотник Орион, Пегас… – Она обежала взглядом небо. – Ты и правда видишь все эти фигуры?

– Конечно. Это очень легко, если смотришь на звезды много лет подряд… Да все равно скоро они будут сиять над морем напрасно – уже не они указывают людям путь в море.

– Это плохо?

– Не знаю, плохо или нет. Грустно.

Очень далеко, впереди по курсу, со штирборта виднелся огонь, который то появлялся, то исчезал в тени паруса. Кой внимательно посмотрел на него. Скорее всего, рыбацкое судно или теплоход, совсем близко к берегу. Танжер разглядывала звездное небо, а он немного подумал об огнях – белых, красных, зеленых, синих, да и вообще любого цвета. Человек, далекий от моря, даже вообразить себе не может, что они значат для моряка. Это предельно выразительный язык, которым говорят о смертельной опасности, о вероятной угрозе, о надежде. В этом языке – поиски и обретения, среди высоких штормовых волн тяжкими ночами, в мертвом дрейфе, когда бинокль прирастает к лицу, а глаза до боли щурятся, чтобы наконец-то обнаружить маяк или бакен среди тысяч ненавистных, дурацких, никчемных огней берега. Существуют огни-друзья, огни-убийцы и даже огни, которые вызывают угрызения совести. У Коя был такой случай: он служил вторым помощником на танкере «Палестина», и они шли из Сингапура в Персидский залив. Как-то ночью, в три часа, ему показалось, что он увидел – очень далеко – две красные ракеты. Твердой уверенности в том, что он заметил просьбу о помощи, у него не было, и он разбудил капитана. Капитан, полуодетый, сонный, поднялся на мостик, осмотрелся. Больше ракет не было, и капитан, бездушный служака родом из Гипускоа, счел неразумным менять курс – и так, сказал он, уже потеряли кучу времени после маяка Раффлз и Малаккского пролива. В ту ночь Кой провел свою вахту, не отрываясь от шестнадцатого канала: вдруг услышит, как кто-то взывает о помощи? Ничего он не услышал, но тем не менее так никогда и не смог забыть две красные ракеты – а вдруг то была последняя надежда какого-нибудь моряка?..

– Расскажи, – попросила Танжер, – что происходило той ночью на борту «Деи Глории».

– Я думал, ты и так знаешь.

– Есть вещи, которых я знать не могу.

Голос ее звучал совсем иначе, не как раньше. Кой даже удивился: это был голос близкого человека, почти нежный. И от этого Кой заерзал на банке и даже не знал, что отвечать. Она терпеливо ждала.

– В общем, – сказал он наконец, – если ветер был такой же, как сейчас, и они шли фордевинд, то логично предположить, что капитан…

– Капитан Элескано, – уточнила она.