Он шел по главной улице Гибралтара. Толпа текла мимо выставленных товаров: здесь были и китайские пижамы, и майки с горой Пеньон и местными варварийскими обезьянками, платки, радиоприемники, напитки, фотоаппараты, духи, фарфор Лладро и Каподимонте… Кой заходил в порт Гибралтара в прежние времена, когда эта британская колония служила перевалочным пунктом для контрабандного марокканского табака и гашиша и еще не превратилась в туристическую Мекку и финансовый тыл для наркобаронов и двух тысяч англичан, обзаведшихся недвижимостью на Коста-дель-Соль. Конечно, это туристическое безобразие творилось на всем средиземноморском побережье, но в Гибралтаре, наряду со всякими «Макдоналдсами» и прочим фастфудом, где напитки подают в пластиковых стаканчиках, на Мэйн-стрит магазинчики, принадлежащие индусам и евреям, перемежались банками и офисными зданиями со множеством скромных табличек у входа: адвокатские конторы, агентства недвижимости, экспортно-импортные компании, общества с ограниченной ответственностью, акционерные общества, фиктивные общества – их здесь было зарегистрировано до десяти тысяч, – где отмывались испанские и английские деньги и велись самые разные дела. На границе развевался звездно-синий флаг Европейского сообщества, и главным источником доходов стала не контрабанда, а туризм и офшорные приманки, место старых «крестных отцов» гибралтарской мафии заняли молодые законоведы, говорящие на прекрасном английском языке с андалусским акцентом, а пена старой жизни – морские волки с золотой серьгой в ухе и татуировками на руках, последние образцы былого средиземноморского пиратства, – томились в испанских и марокканских тюрьмах, жарили гамбургеры в «Макдоналдсах» или околачивались в порту, с тоской поглядывая на те пятнадцать миль моря, что отделяют Европу от Африки, – еще лет десять назад они с девяностосильным подвесным мотором в безлунные ночи крались по морю на своих выкрашенных в черный «фантомах» со скоростью сорок узлов между Пунта-Карнеро и Пунта-Сирес.
У Коя от пота рубашка прилипла к спине, он перешел на ту сторону, где было чуть больше тени, и теперь поглядывал на номера домов. Танжер сдержала слово, пусть и не до конца. По дороге из Кадиса в Гибралтар, пока он вел взятый напрокат «рено» по петлям серпантина, взбегавшего к Тарифе и шедшего по горам вдоль обрывистого берега пролива, она закончила свой рассказ про иезуитов и «Деи Глорию». Или по крайней мере – ту его часть, которую собиралась открыть ему, – о причинах, по которым бригантина отправилась в Америку и вернулась обратно.
Потом, не сводя глаз с шоссе, она удостоила Коя своей теорией. Тайное расследование оказалось не таким уж и тайным. Какие-то утечки произошли, по каким-то признакам можно было судить о том, что готовится. Вероятно, иезуиты имели в комитете своего информатора или же догадались о грядущих гонениях.
– Из всех членов комитета только граф Аранда не был настоящим «томистом». Он, конечно, не принадлежал к «друзьям четвертого обета», но и с Родой, Кампоманесом и прочими ярыми противниками иезуитов ни в какое сравнение не шел. Может быть, сам и предупредил падре Николаса Эскобара, своего близкого друга… Разумеется, не прямо. Но для таких людей, искушенных в интригах и дипломатии, и молчание в определенный момент могло означать конкретную информацию.
Танжер ничего не говорила: пусть Кой сам вообразит себе и эпоху, и персонажей. Ее рука лежала на колене, в нескольких сантиметрах от рычага передачи. Кой иногда задевал ее, переключаясь на прямых отрезках с четвертой скорости на пятую или наоборот, если предстоял резкий поворот.
– И тогда, – снова заговорила Танжер, – руководство испанских иезуитов выработало план.
И снова умолкла, заинтриговав слушателя. «Ей бы романы писать, – подумал Кой восхищенно. – Мастерски владеет интригой. И потом, уж не знаю, сколько там от реальности в ее гипотезах, но такой самоуверенности я еще никогда не встречал. Умеет вываживать рыбку – знает, когда леску ослабить, чтоб не сорвалась, и когда натянуть, чтобы зацепить крючком как следует».
– Это был рискованный план, – наконец заговорила она, – успеха он совсем не гарантировал… Но он учитывал человеческую натуру и политическое положение в Испании. И разумеется, особенности самого Педро Пабло Абарка, графа Аранды.