Кой ступил в кабинет, любезный хозяин закрыл дверь, прошел к столу красного дерева, заваленному книгами, бумагами и морскими картами с многочисленными карандашными пометками, и аккуратно прикрыл все это развернутой «Джибралтар кроникл». На столе вместо пресс-папье лежал старинный слиток серебра весом килограмма два. Кой стоял и рассматривал – только чтобы не смотреть на Палермо – картину на стене: морской бой между североамериканским и английским кораблями. Два фрегата, уже сильно поврежденные, стреляли друг в друга из пушек. В углу картины на раме была табличка. «Бой между „Явой“ и „Конституцией“», – прочитал он. С учетом направления ветра, расположения парусов и волнения пушечный дым нарисован правильно. «Хорошая картина», – решил Кой.
– Почему она прислала вас? Она должна была прийти сама.
И зеленый, и карий глаза смотрели на него скорее с любопытством, чем со злобой. Кой не знал, к какому глазу обращаться, и в конце концов остановился на карем. Он казался более спокойным.
– Она вам не доверяет. Поэтому пришел я. Прежде чем увидеться с вами, она хочет знать о ваших намерениях.
– Она в Гибралтаре?
– Она там, где надо.
Палермо медленно покачал головой. Взял со стола маленький резиновый мячик и раз-другой сжал его в ладони.
– Я тоже ей не доверяю.
– А кто кому доверяет?
– Вы просто… Бог ты мой… – Мускулы левого предплечья заметно напрягались, когда рука, украшенная перстнями и огромными золотыми часами, сжимала мячик. – Идиот – вот кто вы такой. Она вами манипулирует, как марионеткой.
Кой по-прежнему смотрел в карий глаз Палермо.
– Это не ваше дело.
– Нет, именно мое. Оно было моим, и только моим, пока не вмешалась эта лиса. Только моя добрая воля…
– Не надо заливать мне про добрую волю. – Кой посмотрел в зеленый глаз. – Я видел, что ваш недомерок сделал с ее собакой.
Палермо перестал сжимать мячик и переменил позу. Казалось, ему стало неудобно.
– Уверяю вас, я бы никогда… Бог ты мой. Орасио превысил полномочия. Он привык к более жестким методам… у себя в Аргентине… В общем… – Он вдруг посмотрел на мячик так, словно тот его раздражал, и положил обратно на стол, возле ножика из слоновой кости с рукояткой, изображавшей обнаженную женщину. – Думаю, он и у себя на родине немного перестарался… А потом еще Мальдивы. Орасио попал на обложку «Тайм» вместе с английскими военнопленными. Он очень гордится этой фотографией, всегда имеет при себе цветную копию… Потом пришла демократия, и сами понимаете… Слишком многие узнали на этой фотографии того, кто прикреплял электроды к их гениталиям.
Искатель сокровищ замолчал и слегка пожал плечами, как бы давая понять, что к этой части биографии Кискороса он никакого отношения не имеет. Кой кивнул. Палермо не предложил ему сесть, и он продолжал стоять.
– И вы дали ему работу.
– Он отличный водолаз, – признал Палермо. – А при его маленьком росте иногда бывает очень полезен в определенных… Впрочем, не важно. – Он присел на край стола, золотые цепочки и медальоны звякнули. – Я собираюсь рассказать вам то, чего вы еще не знаете. Но вообще-то, я всегда предпочитал вести дела с хорошими наемными работниками, а не с восторженными энтузиастами… Наемник, которому хорошо платишь, не оставит тебя в беде.
– Другой может заплатить больше.
– Больше плачу я.
Он помолчал, рассматривая золотую монету на перстне правой руки. Потом машинально потер ее о рубашку.
– Орасио – последний сукин сын. У этого бывшего аргентинского вояки отец – грек, мать – итальянка, сам он говорит по-испански, но притворяется англичанином… Однако это очень воспитанный сукин сын. А я люблю воспитанных людей. Его престарелая мамаша живет в Рио-Гальегос, и он каждый месяц посылает старушке деньги. Ну просто сладкое аргентинское танго, правда? – Он приподнял руку, словно хотел провести по лицу, но раздумал. – А что до вас… – Теперь в карем глазу ясно видна была злоба, а в зеленом – угроза. – Послушайте, – продолжил он, – это переходит все границы. Мы зашли слишком далеко. Все мы. Она. Я сам, возможно. Орасио убивает собак, а это уж… Бог ты мой. Дальше ехать некуда. Ну и вы, конечно. Вы… – Охотник за сокровищами снова приостановился, стараясь подобрать слово, которое бы точно обозначило роль Коя во всей этой истории. – Смотрите. – Он вынул ключ, открыл шкатулку и бросил на стол блестящую серебряную монету. – Знаете, что это? Мы, профессионалы, называем эту монету «восьмерик», то есть монета достоинством в восемь реалов, отчеканенная в тысяча семьсот тридцать девятом году по повелению Филиппа Пятого… Подойдите, взгляните. Это те самые пиастры, о которых говорится во всех романах про пиратов и сокровища…