Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Кой открыл дверь. А дорожка твоя – только в один конец, вспомнил он. За дверью, преграждая путь, неподвижно и угрожающе стоял араб. Секретарша с любопытством вытягивала шею, а Кискорос сидел на своем стуле в углу и полировал ногти, словно его все это не касалось. Вопросительно глянув на босса, араб отступил в сторону. Шагая к выходу, Кой услышал последние слова охотника за сокровищами:

– Ты все еще не веришь мне? Тогда спроси ее про изумруды на «Деи Глории». Простофиля.

По счислению, как утверждают учебники навигации, определяют место судна, когда все приборы на борту отказали к чертям собачьим, нет ни секстанта, ни луны, ни звезд и остается определяться по последней известной точке, компасу, скорости и пройденным милям. Дик Сэнд, выдуманный Жюлем Верном, собирался таким образом вести шхуну-бриг «Пилигрим» на ее многотрудном пути из Окленда в Вальпараисо. Но предатель Негоро подложил железный брусок под нактоуз, изменив показания компаса, и юный Дик, преодолевая страшные штормы, обогнул мыс Горн, не заметив его, спутал остров Тристан-да-Кунья с островом Пасхи и в конце концов выбросил корабль на ангольский берег, думая, что находится в Боливии.

Подобных ошибок в морских анналах не зафиксировано; и Жюль Верн (как решил Кой, читавший эту книгу, когда учился в мореходке) совсем ничего не смыслил в практической навигации. Но сейчас, когда он вспомнил «Пятнадцатилетнего капитана», его осенило. Идти в море, определяясь по счислению, не так уж и трудно, если штурман верно рассчитывает пройденное расстояние, дрейф и наносит на карту местоположение судна. Трудности, весьма относительные в открытом море, становятся весьма серьезными по мере приближения к земле. Иной раз корабли теряются в море, но гораздо чаще и корабли, и люди теряются на суше. Ставишь на карте точку, говоришь себе: я нахожусь вот здесь, а на самом деле находишься совсем в другом месте, рядом с мелью, рифами, берегом с подветренной стороны, – и вдруг слышишь скрежет ломающегося корпуса. И всему конец.

Видимо, на борту все-таки есть предатель. Она подложила железный брусок под нактоуз, и каждый раз его расчеты исходят из ложных данных. И если поначалу это было не так уж и важно и даже придавало некоторую остроту игре, то теперь, в виду приближавшегося берега, становилось опасным. Инстинктом моряка Кой чувствовал, что все сигналы тревоги включены, он просто видел, как мигают красные лампочки, пока шел вдоль Марина-Бей, где неподалеку от взлетной полосы аэропорта швартовались яхты. С запада дул легкий бриз, посвистывал в такелаже парусников, и под этот аккомпанемент вела свою речь Танжер. Она рассказывала об изумрудах так невероятно откровенно, с таким спокойствием, словно то была самая будничная тема, которую они уже не раз обсуждали при каждом удобном случае. Не возразив ни слова, она выслушала обвинения Коя, которые он тщательно обдумал по дороге к спортивному порту, где она его ждала. Когда он исчерпал все аргументы и умолк, едва сдерживая бешенство и требуя объяснений, которые помешали бы ему собрать манатки и убраться восвояси, Танжер заговорила об изумрудах с такой естественностью, словно уже много дней только и ждала, чтобы рассказать ему все. «Хотя поди знай, – думал он, – действительно ли это всё – всё».

– Изумруды… – сказала она раздумчиво, будто это слово о чем-то ей напоминало. И умолкла, глядя на море изумрудного цвета, раскинувшееся перед ними полукругом залива Альхесирас.

Кой еще не успел выругаться в третий раз, когда она заговорила об этом самом драгоценном и самом хрупком камне. Он действительно самый хрупкий, и в нем реже всего собираются необходимые признаки: цвет, чистота воды, блеск и размер. Она даже рассказала, что изумруд вкупе с бриллиантом, сапфиром и рубином входит в группу основных драгоценных камней, так же как и остальные три, он является кристаллизованным углем, и если бриллиант – бесцветный, сапфир – синий, рубин – красный, то цвет изумруда столь необычен, что его называют тем же словом, что и сам камень.

Тут Кой остановился и выругался в третий раз. Это было звучное и крепкое морское ругательство, в котором имя Божье поминается всуе.

– И сама ты – лгунья чертова, – добавил он.

Танжер смотрела на него пристально и очень внимательно. Казалось, она взвешивает по одному каждое из этих пяти слов. Взгляд ее, в отличие от изумрудов, которые она только что так хладнокровно описывала, был тверд, как заостренный темный камень. Она поглядела в конец пирса, где среди других мачт возвышалась грот-мачта «Карпанты» с тщательно закрепленным гротом. Потом снова посмотрела на Коя, но уже другими глазами. Ветерок шевелил ее волосы, иногда открывая покрытые веснушками щеки.

– На борту бригантины были изумруды, отобранные на тех рудниках, которые иезуиты контролировали в Колумбии, на месторождениях Мусо и Коскуэс… Из колумбийской Картахены их морем доставили в Гавану, а потом в полной тайне переправили на «Деи Глорию».