Карта Птолемея

В конце концов компромисс был найден. Режиссер изъял кадры, в которых парашютисты вооружены автоматами, оставив только военно-спортивный десант. А генерал признал поэтический ход нашего «устава». Недаром говорят, что в каждом человеке живет поэт.

Подарок

Мы ехали на съемку.

– Есть идея! – сказал автор.

– На сколько метров? – спросил оператор.

– Есть идея! – сказал режиссер.

– Во сколько она обойдется? – спросил директор фильма.

В этом шутливом разговоре сказано все. И от этого никуда не уйти, даже кинолюбителю, который сам себе и автор, и режиссер, и оператор, и директор. Думая об идеях, разрабатывая планы фильма, всем приходится считать. Но если документалисту пришлось бы за все платить, половина его идей не увидела бы экрана. Незримой статьей в сметах документальных фильмов закладывается щедрость людская, без которой нам никак не обойтись.

Без нее мы бы не сняли и финала нашего фильма.

После «десанта женихов» и бракосочетания – гул аэропорта. Муж и жена – молодые, стройные, с легким багажом – спешат к самолету. Вслед им смотрят отцы и матери.

Лето. Осень. Зима… Спешат к самолетам молодые пары.

На взлетную полосу выплывает белогрудый лайнер Ил-62, он один как бы вобрал в себя всех парней и девушек, покинувших родительское гнездо.

Мать в белом платке смотрит на огромную птицу, которая сейчас поднимет ее детей, и еле заметно кивает вслед: «В добрый час… в добрый час…»

И завершающий кадр. Словно рассекая экран пополам и вглубь, несется над редкими облаками Ил. Он виден сверху. Под ним, в прогалинах, земля. Впереди – безбрежная даль.

Нетрудно вообразить, что финальный кадр мог легко превратиться в привычную рекламу Аэрофлота. Чтобы этого не произошло, чтобы Ил воспринимался как образ, как крылья, его необходимо было снять не с параллельного курса, а непременно сверху, точно по оси кадра, и так, чтобы была видна под ним земля. Режиссер даже нарисовал кадр, каким он должен выглядеть на экране. И «Камера-1» таким его сняла.

Но легко сказать – снять Ил-62 по оси сверху и на фоне земли. А чтобы осуществить это на практике, потребовался еще один почти такой же гигант – Ту-114!

Не знаю, сколько стоит часовой полет этих двух трансатлантических лайнеров. Знаю только, что наша смета этого не выдержала бы. Выручила статья «Щедрость».

Аэрофлот подарил нам этот кадр, позволив его снять во время тренировочных полетов. Остальное сделали командиры кораблей. Набрав разную высоту и согласовав по радио скорости, они, сблизившись, пошли одним курсом.

– Еще бы один дубль! – сказал Пик, сняв кадр.

Командиры сделали второй заход. И затем, для верности, – третий.

Я рассказал о немногом, что связано с организацией воплощения замысла «235 миллионов лиц». Здесь ничего не сказано о сетевом планировании, примененном нами при составлении графиков работ и сценарно-режиссерских заданий; о системе обсуждения материала, при которой каждое критическое замечание должно было непременно сопровождаться улучшающим предложением; об организации работы со звуком, которым непосредственно занимались четыре человека: звукооператоры Ян Зиверт и Игорь Яковлев, композиторы Раймонд Паулс и Людгард Гедравичус, составивший музыкальный паспорт, то есть расчет музыки по метрам и секундам.

Все это – тема особого разговора, в который здесь я бы не хотел вовлекать читателя.

Совершенно опущена и проблема психологической совместимости, с которой необходимо считаться при длительном совместном творчестве. Тогда, наверное, было бы меньше недоразумений и конфликтов, зачастую возникающих именно из-за отсутствия элементарных знаний в этой области. Но время уносит шелуху, оставляя главное. И я спрашиваю себя, достигнута ли главная цель, поставленная нашим «Боевым уставом»? Воспринят ли фильм как цельная сюжетная «история» зрителем, дошла ли до его ума и сердца заложенная в картине драматургия?

Мнения были очень разноречивы.

«Авторы картины „235 миллионов лиц“ прекрасно видны в построении ряда эпизодов, в великолепной операторской работе, в отличных частных наблюдениях, но они незаметны, неощутимы в главном – в создании целого… Картине не хватает той главенствующей, кровной авторской мысли, которая вырастала бы из драматургии и вела бы ее к действительному итогу, а не к формальному завершению круга»[18].

Но вот другое мнение: «Ни одна монтажная фраза в картине не существует сама по себе, как некая единица соединения, но всегда и обязательно – это мысль, точная и емкая, рождающая образ, вызывающая к жизни множество ассоциаций, чувств и удивлений. Да, именно удивлений. Это не парадокс, потому что не устаешь удивляться тому, как емок и многопланов может быть экранный образ, как тысячами тончайших связей с другими компонентами и образами он вдруг начинает обрастать…

И вы начинаете, например, понимать, какая связь существует между эпизодом у могилы Неизвестного солдата и сценами свадьбы, которые идут вслед за ним, сценами человеческого счастья, за которое он погиб…