Карта утрат

За восемь лет брака они спали отдельно всего несколько раз, когда он уезжал на конференции. По вечерам, утопая в безбрежном пространстве подушек и пушистых пледов, он лежал на кровати в таком роскошном гостиничном номере, какой сам он ни за что бы себе не позволил. Но ее отсутствия он не ощущал. Вот и сегодня он позвонил ей не потому что не мог заснуть, не из потребности, а, скорее, по обязанности.

Они еще обсудили счет за воду, после чего Итянь сказал, что ему пора. Во время звонков за границу они всегда говорили торопливо, чтобы не слишком тратиться, почти лихорадочно, так что любителю подслушать наверняка показалось бы, будто они обсуждают нечто безотлагательное. Прежде такая скоротечность его расстраивала, но сейчас Итянь порадовался. Частью новостей он поделился, но о другой их части он попросту не знал, как рассказать.

Глава 11

Ханьвэнь дождалась, когда машина скроется из виду, и только тогда расцепила руки. Она прятала их за спиной, чтобы Итянь не видел, как они дрожат. Ханьвэнь не сомневалась, что успешно скрывает свои чувства, вплоть до его последнего объятия. Когда он похвалил ее дом, на миг ей захотелось, не думая ни о чем, посмотреть ему прямо в глаза и выпалить: “Ты что, не видишь? Я бы в эту же секунду обменяла все это на твою жизнь. Ты живешь так, как мечтала я, неужто не видишь?” Когда Итянь без энтузиазма рассказывал о своей жизни в Америке, ей захотелось встряхнуть его. Он никогда – ни тогда, ни сейчас – не понимал, сколь много имеет.

Она едва успела вернуться в дом, как мать набросилась на нее с вопросами:

– Это кто был?

Прощаясь с Итянем, Ханьвэнь заметила в окне лицо матери. Видела ли та, как он ее обнял?

– Никто. Просто старый друг. Я тебе рассказывала.

– И где он сейчас работает?

– Он живет в Америке.

– В Америке?

Голос матери звучал резко и требовательно – она уже много лет не разговаривала так с Ханьвэнь. О браке Ханьвэнь мать никогда не высказывалась и при малейших признаках разногласий между Ханьвэнь и Гуйфанем удалялась в другую комнату. С того времени, когда Ханьвэнь была юной девушкой, в матери произошла невероятная перемена – прежде она старалась пролезть в каждый закоулок жизни дочери, чтобы удостовериться, что у той все происходит так, как мать и определила.

– Госпожа, машина ждет. Вы опоздаете, – сказала горничная.

Ханьвэнь посмотрела на часы. Ей уже двадцать минут как следовало выехать в ресторан, куда их пригласили. Ресторан находился в маленьком строении в лесу, на окраине города.

– Ма, мне сейчас некогда, – сказала она, – я и так опаздываю.

– Тогда давай помогу собраться, – предложила мать.

– Нет, так только медленней. Вечером нас не жди, ложись спать, хорошо? Мы, скорее всего, поздно вернемся.

Ханьвэнь вышла из комнаты, и мать, сцепив руки, проводила ее взглядом. После того как ей запретили хлопотать по хозяйству, мать чувствовала себя неприкаянной. Две недели назад, моя ванну после купания Юньюаня, она поскользнулась и упала. Ее нашла горничная – мать так и лежала на полу, в луже холодной воды. Ханьвэнь запретила матери работать, но нередко замечала, как та бродит по дому, переставляя предметы, которые сама же несколько часов назад и расставила. Ханьвэнь попыталась пристрастить мать к телевизору – другие пожилые женщины обожают мыльные оперы. Вот только мать отказывалась даже включать новенький цветной телевизор, который они специально купили ей в комнату. Утверждала, будто от этого мозги гниют.

Ханьвэнь позвонила мужу на работу и услышала в трубке голос молоденькой секретарши.

– Это я, – сказала Ханьвэнь, – передайте, пожалуйста, Гуйфаню, что я чуть-чуть опоздаю на ужин. Юньюань раскапризничался…

– Ох, госпожа Ван, – перебила ее секретарь, – вы лучше сами с ним поговорите. Он уже уходит.

Не успела она возразить, как в трубке раздался голос Гуйфаня, резкий и нетерпеливый:

– Алло! Ханьвэнь? Что случилось? Почему ты еще не выехала?

– Юньюань сцену устроил. Я немного опоздаю.

– И как это со стороны будет выглядеть? Ведь они специально просили тебя приехать.

– И почему, интересно?

Ханьвэнь осознавала, что они почти упрекают друг друга, а это для них совсем не свойственно. Ссоры и взаимные обвинения были не в характере обоих, отчасти поэтому Гуйфань и нравился ей. Для него важнее мир и покой, а не ущемленная гордость – такое качество у мужчин встречается редко.

В трубке слышалось дыхание Гуйфаня, ровное и громкое. Сейчас он, наверное, опустился в стоящее перед столом кожаное кресло, прикрыл глаза и трет висок, расстроенный получасовым опозданием, которое нарушило любимую им пунктуальность.

Он снова заговорил, и теперь голос звучал спокойнее:

– Ладно, я им передам, что ты опаздываешь. Но поторопись.