Картина

Послюнил палец, нарисовал слюнями на стекле крест. Махнул рукой. Пошёл к столу, залез на него, устроился и сразу заснул, захрапел.

МОЛЧАНИЕ.

Бабёнка выключила свет. Сидят за столом с Вьетнамцем в темноте, Девочка на коленях у матери.

БАБЁНКА. Вы на него не обижайтесь. Он воевал, видно, не по правде. Но жалко его. Больной. Жалко его. Заплакал весь вот. Укатайка с ним. И про нас не думайте плохо. Тут мука не играет роли. Тут деньги брали в кассе. Наверно, и сейчас есть. Они деньги раз в неделю сдают инкассатору. Несильно сюда ходят, покупают тут всё. Алкаши — они со своими бутылками и закусками приходят сюда…

МОЛЧАНИЕ.

Бабёнка наклонила голову, и вдруг заснула, прижав к себе Девочку.

Вьетнамец сидит, выпрямив спину. Полумрак. На картине отблески фонаря с улицы.

Вьетнамец встал вдруг, подошёл к картине.

ВЬЕТНАМЕЦ. (Шепотом.) Я шёл по улице, там, где подвальчик, на углу Бажова и Куйбышева, ну, там, где пельменная, знаете эту пристройку в торце пятиэтажки на Бажова, та, которую санэпидемстанция четыре раза закрывала из-за крыс и тараканов, так вот, тот подвальчик, в котором я когда-то стоял в очередях и сдавал пустые бутылки, а потом покупал на вырученные деньги «Беломор» и хлеб. Так вот, я там у пельменной и подвальчика, шел, и солнце было. Я всё время хожу и думаю о чём-то. Так вот. Так вот. И вот у подвальчика у этого подумал вдруг что-то страшное и странное. Потому что вдруг толкнуло в бок, нет, в грудь, или в животе застучало ногами что-то или кто-то. И я тогда я понял, понял вдруг, что внутри меня — живёт маленькое существо. Я не знаю, как оно выглядит, может быть, как маленький котёнок, оно такое крохотное, в клубочек свернувшееся, и главное у него — кожа. Она нежная, бархатистая как у персика, с маленькими крохотными ворсиночками кожа. И она чёрная, чёрная-пречёрная, чёрного цвета, она в темноте росла, не видела солнца и потому не стала белой, и она всегда там будет, вернее, Он — там будет.

МОЛЧАНИЕ.

Я остановился у подвала этого, вздрогнул, испугался, подумал, что я с ума схожу, вздохнул глубже и Оно, ОН, существо это, зашевелилось, потому что я о Нём подумал, а мы с Ним — каждой жилкой, плоть к плоти приросли друг к другу, живём всегда и будем жить.

МОЛЧАНИЕ.

И вот там на улице, возле подвальчика, в котором я бутылки сдавал, и возле пельменной возле этой грязной, я понял вдруг, что это Бог во мне живёт. И когда я плохо, подло, неправильно, нечестно что-то делаю, в него будто иголки, в его чёрную бархатистую кожу вонзаются, ему больно, он плачет, черные слезы бегут, он просыпается, ворочается, а так он спит обычно. И если много сделать плохого ему, ему, да, ему, не себе, а этому маленькому чёрному ребёнку — если много сделать не по-людски, то можно его вообще убить, это маленькое существо, этого черненького человечка с бархатистой кожей. И Он — то царствие небесное, которое в тебе. Он с чёрной кожей, но от Него свет яркий, тот свет — который в тебе. Он — Бог и Он — это ты. Это я.

МОЛЧАНИЕ.

И я пошёл тихо, медленно, потому что нельзя быстро идти, для него нельзя идти быстро, он спит. (Молчит, улыбается.) Ну вот, сказал всё, что там у подвальчика и у пельменной этой подумал, так страшно было сказать это, но вот сказал. (Молчит.) Молодец. Наврал ведь всё вам. Пельменная в одном конце города, а подвальчик в другом. Они не живут вместе на углу Куйбышева и Бажова. Но пельменная есть. Её и правда санэпидемстанция четыре раза закрывала из-за крыс и тараканов. Закрывать-то закрывали, но потом всё равно снова открыли — кушинькать-то всё равно хотца, ведь так?

МОЛЧАНИЕ.

Вьетнамец сел на свой стул.

Бабёнка проснулась, улыбнулась, Девочка тоже голову подняла. И Старик не спит, оглядывается вокруг.

БАБЁНКА. Вы что-то говорили, Тянь? Или это радио? А?

МОЛЧАНИЕ.

СТАРИК. Ты слышала?

БАБЁНКА. Чего? Останьте. Я что хотела спросить, Тянь…

МОЛЧАНИЕ.

Смотрит то на Старика, то на Вьетнамца.

А во Вьетнаме гром бывает?

Вьетнамец кивнул головой.

А звёзды с неба тоже падают?

Вьетнамец кивнул головой.

А я вот думаю, что там и природа другая, не такая, как тут.

Вьетнамец кивнул головой, вытер слёзы.

А зачем вы, правда, тут сторожите, Тянь? А зачем вам деньги-то?

ВЬЕТНАМЕЦ. Мама… Мама… Мама…

Вдруг зарыдал, закрыл лицо руками.

ДЕВОЧКА. Чего он, мамка?