Картина ожидания

Принесли букет чертополоха,
И на стол поставили, и вот
Предо мной пожар и суматоха.
И огней багровых хоровод.
Эти звезды с острыми концами,
Эти брызги северной зари
И гремят и стонут бубенцами,
Фонарями вспыхнув изнутри.
Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетенный из лучей,
Битвы неоконченной пыланье,
Полыханье поднятых мечей.
Это башня ярости и славы,
Где к копью приставлено копье,
Где пучки цветов, кровавоглавы,
Прямо в сердце врезались мое…

Майя вздрогнула, словно укололась невидимыми копьями.

«Вот, значит, что? - в смятении подумала она. - Как же я не знала этого раньше? Почему об этом не написано во всех тех статьях и диссертациях, которые я перепечатываю целыми днями?»

Она соскочила с подоконника и замерла посреди комнаты, не обращая внимания на притихшего в углу Змея.

Задиристый мир чертополоха, нерассуждающее сладострастие кометы-росянки, алчное солнце тюльпана, коварство метеоритного роя ирисов, наивная откровенность луны-ромашки, голубой смех утреннего неба-василька, звезды гвоздик… О боже, так ведь живой мир таится в каждом цветке. И сама Цветица - тому подтверждение. Да и как можно было не услышать безмолвных уроков, которые сопровождают нас всю нашу жизнь?

Человек, бедный одиночка, лишенный оберегающих и наставляющих инстинктов, он учится на своих, только на своих ошибках, и все для того, чтобы совершать их снова и снова. Мы пришли на землю последними и, подобно неуверенным детям, делаем открытия там, где другим обитателям нашей планеты все давно ясно.

У кого же спрашивать совета человеку? Птица и зверь сторожатся его. А ведь рядом с ним, вокруг него есть другие учителя, молчаливые, но доброжелательные, целая школа мудрости! Человек в своих науках разъял цветок на пестик и тычинки, вычислил траектории полета семян дерева, вынул из травы соки для лечения своих хворей - и просмотрел при этом главное: разум и чувства растений.

Некто мудрый сказал однажды, что растение в борьбе за жизнь поступает так же, как человек. Ох уж эта вечная страсть к антропоморфизму! А не наоборот ли? Человек уверен, что разумен лишь он. Но нет. Просто разум, который тихо и неприметно тлеет во всех формах жизни, ярко и свободно пылает лишь в человеке. Заслуга ли человека в этом? Или воля Природы была отметить именно его? Воля или прихоть?… Так или иначе, но свет разума бросает отблеск и на чувства человека. Однако существуют, внешне неприметные, и чувства растений. Деревья, цветы, травы живут и умирают, испытывают жажду и боль, страдают, любят, помнят…

Только-только новая мысль Майи начала расцветать, как голос Змея снова метнулся из угла:

- Ну вот, наконец-то ты поняла!

Да. Майе ничего не оставалось, как склонить голову. Но как произнести роковые слова? А Змей уже не давал передышки.

- Впрочем, может быть, ты не веришь, что жизнь вернется на землю, если ты согласишься? Пойдем. Я тебе покажу кое-что.

Они спустились с крыльца и прошли по двору к воротам. Майя настороженно поглядывала по сторонам. Ну и что? Все по-прежнему пусто, голо.

- Ничего, ничего! - подбодрил Змей. - Сейчас!…

Неясный шорох послышался позади Майи, словно кто-то бежал вдогонку на цыпочках. Она испуганно обернулась, ожидая подвоха, нападения, чего угодно, - и увидела, что ее следы зарастают крапивой.

Вечная спутница бед и разрушений, она торопливо обживает развалины, стремясь скрыть раны, нанесенные человеком. Она первая из растений почуяла разрушительную силу тоски Майи и отправилась врачевать кровоточащие следы ее.

Майя смотрела на шевелящиеся, шершавенькие листики как зачарованная. Нет, не видела она ничего чудеснее этой воскресшей жизни! И как чудовищна пустота обмерзшей земли вокруг.

- Я согласна! - выкрикнула Майя, не помня себя.

Змей сверкнул - и мгновенно исчез. Словно и не было его. Таял в воздухе радостный отзвук:

- Мы явимся за тобой, когда время придет. Помни наш уговор!

Но Майя едва ли слышала его слова. Потому что, взломав стылую корку, вышел на свет лиловый прострел. Звона его пушистенького колокольчика никто не слышал, но ему вторили горицвет, и одуванчик, и кукушкины слезки, и ландыш… Однако Майя, упав на колени среди всего этого полузабытого благоухания, поцеловала раньше всего листья крапивы. Боль ожога напомнила ей условие Змея, но сейчас это казалось не такой уж горькой ценой.

***