Картина ожидания

- Я буду сдерживать ваш творческий рост до тех пор, пока вы не перестанете употреблять такие выражения, как «губы рта», «мертвый профиль мертвого человека», «сунул руку в карман и позвонил по телефону», «рука не поднялась сказать» и многое тому подобное. А кстати, что это за космонавт у вас в басне «Наперекор попутному ветру», которого тошнит при переходе в гиперпространство, и поэтому он, извините, берет с собой запасные перчатки вместо гигиенического пакета? Словом, я вернула вашу рукопись по почте. Думаю, что на днях получите. Я считаю, что ваши произведения оскорбляют душу и корежат вкус.

Наступило молчание. Похоже, соавторы так и рвали язык друг у друга.

- Ну что ж-ж-ж! - угрожающе прожужжал наконец язык, который, кажется, сначала достался Глебу, а потом, попав к Евгению, прорычал:

- Что-то вы размахались шашкой, Настасья. Или прав был поэт, сказав:

Как истосковалась по пиратству

Женщина в сегодняшнем быту!

Я на вашем месте был бы не так строптив. Надо лелеять местную литературную ниву! Ведь Пушкина среди нас, как известно, нет, да и что бы мы с ним делали? К тому же соловьи должны не только петь, но и клевать.

- Это вы - соловьи? - подозрительно спросила Настасья.

- Да, а что?

- Ничего. Просто знай я об этом раньше, не стала бы читать вашу подборку, а сразу отдала бы ее в редакцию передачи «Живой уголок».

«Соловей» Глеб забил в пол копытом, а Евгений лязгнул зубами.

- Ну, глядите, Настасья! - проревели басноставцы. - До тех пор, пока вы остаетесь значительным лицом в этой редакции, наших ног здесь не будет! А сейчас мы идем к Главному. И еще посмотрим!.,

- «Он сказал только одно слово: «Поздно спохватились!» - не совсем кстати процитировала Настасья еще одну басню и наконец-то перестала загораживать окно приема текстов, потому что соавторы уже рысили по коридору.

Обрывок бечевки, тихо свернувшийся в мусорной корзинке, прополз сквозь прутья и, виясь, выскользнул в коридор. И Настасья поняла, что о скандале скоро будет известно всем.

Живет Охотник с молодой женой день, да месяц, да год - не нарадуется. Ласками ее жаркими не наласкается, в очи ясные не насмотрится, ликом светлым не налюбуется. Попривык Охотник, что жена его без лебяжьих одежд - баба, как и все. Разве что брови у нее соболиные, да очи сияют диковинно, да коса русая на землю течет… А мужу непокорища не оказывает, поперек ему слова не вымолвит. Без него не выйдет из терема, чтоб и ветры буйные на нее не веяли, красное солнце не палило лучом. Под окошком ткет, прядет, вышивает убрусы золотом, крупным жемчугом унизывает, самоцветными камнями усаживает.

Но стоит женке Охотниковой вновь надеть одежды белокрылые - всякое чудо подвластно ей, да и красы словно бы втрое прибавится.

Нет-нет и взмолится Лебедь Белая:

- Друг сердечный, господин ты мой ласковый! Дай надеть платье девичье. Дозволь почудесить, позабавиться. Отпусти с богами на беседушку!

Принахмурится Охотник, призадумается. А она-то, Лебедь, так и вьется кругом, так и ластится. Понатешит он сердце молодецкое, намилуется с ней, нацелуется, да и отдаст лебяжье-белое платьице.

Ахнет-вскрикнет жена-раскрасавица, к зеркалам в светлицу она кинется, да не трогает она ни белильницы, ни румянницы и ни суремницы - надевает платье легкокрылое, потешать начинает свою душеньку.

Пышный хлеб испечь, терем выстроить - для нее теперь сущая безделица, лишь платком махнет изузоренным, молвив слово при том заветное:

- Эй, мои верные слуги, любезные други! Послужите вы мне, как служили моей родне!

И спешат к ней сей же час по небу пчелы работящие, муравьи ползучие, птицы залетные - топ да шлеп - вот и готово, что Охотниковой женке надобно.

А то подойдет к очагу погасшему, пепел погладит ласково:

- Зничь *, огонь разожги, яви милость свою!

Вмиг воспрянет пламя умершее, божеством Лебеди подаренное.

Раным-рано, когда отсвет утренний лишь коснется земли, сном опутанной, позовет с крыльца Лебедь Белая:

- О Зимцерла **, покажи лик свой розовый!

И заря на тот зов из-за морей спешит.

А когда гроза собирается, перекликнется Лебедь с Догодою, усмирит, уймет она Повиста, низко склонится пред Ярилушкой, в дом Услада пригласит она щедрого, в почивальне Лельо помолится, что над страстью любовной властвует, ну а Дида ***, его брата хладнокровного, умолит идти другой дорогою…

Л коль расшалится Лебедушка, в хоровод позовет она Кичебу. Модерако в тот круг становится со своими вещуньями-дочками, Кудо-Шоче-Наба вместе с Кабою, Калдыну-Мамас детородная. Шукши, хитрые, быстроногие, Диве **** дары принеся, на дворе на широком кружатся, забавляют жену Охотника.

А он тем временем спустит с цепи верных выжлецов, удалых стрелков укроет за заборами, и чтоб у каждого лук настороженный, чтоб у каждого - кречет обученный. Только вздумай взлететь, Лебедь Белая!…

А она не летит, не скрывается, лишь забавами вещими тешится. Наглядится Охотник, надивуется - да и спрячет одежды пернатые, вновь посадит свою Лебедушку за пяльцы, за кроены, за прялочку - знай, жена, твое место здесь! А однажды спрятать позабыл…