Картина ожидания

Ответ ли это? Смотри сама, принять его или нет. Но ты уже попала в орбиту любви. Не сходи с нее! Про эту орбиту написано много, но еще больше, к несчастью, написано про тех, кто в нее не попадал - и счастлив этим.

А если кому-то нужна практическая польза от моих слез, то пусть этот кто-то усвоит: высшая нравственность зиждется на любви. «К Родине, друзьям, детям, к природе», - как учат нас Кодексы. Но поскольку в основе жизни человечества лежат все-таки Любовь и Страсть, то эти слова надо научиться писать с большой буквы - и кровью.

Мне еще хочется крикнуть: «Говорите! Говорите свое непонятное, чтобы забыть, что все на свете реальность, и не изменить!» - но сестер-неразлучниц уже и след простыл. А меня дрожь охватывает, когда за окном вдруг мелькает тень. Это белое облако, конечно же, облако, но почему я затрепетала, едва оно отправилось в полет? Оно исторгает белые молнии, а те вышивают в небе чудесные картины. Рассмотреть бы, да не поспевает взгляд.

Дверь распахнулась, словно от взмаха крыльев. Какой-то лебединый бред. Лебединое имя… Я его не слышу, но томление вздымается по телу к самому сердцу.

Очнулась от боли - оказывается, вонзила ноготь в подбородок. Так это я, а не Кручина? Померещилось? И лебедь-облако?

Кого ты ждешь? За окнами темно.
Любить случайно женщине дано…

Пусть горит свет! Мое окно маяк, пусть прилетит наконец эта белая птица!

И вдруг вижу, что какие-то существа, каких нет ни летом, ни зимой, ни во сне, ни наяву, ни при луне, ни при ясном солнышке, во множестве устремляются к моему окну, затеплившейся душе. Столь многие охочи до нее? Роятся, бьются в стекло.

Нет, страшно. Скорее погасить свет. Сижу в темноте, и одиночество цепляется за меня холодными от испуга пальцами. За окном клубятся писк, визг, стоны и мольбы, и вспыхивают чьи-то недобрые очи, ползут по стеклу зеленовато-желтые потоки. Яд? Теперь я знаю: каждый, кто зажжет свет, должен быть готов к тучам ядовитой мошкары, которая окутает, непременно окутает его, норовя ужалить, и, может быть, даже ужалит до смерти.

Кто и зачем повергает меня в это состояние, когда вырывается из тела душа?

О дикая лошадь Ночь! Я вижу тебя. Ты бьешь копытом в землю. В твоих следах сладострастие, тоска, мудрость, темная злоба, скотоподобие, беспамятство, страх… Разве знаешь, из какого копыта напьешься - чем обернешься!

И вот наконец-то вернулся мой муж, мой верный друг и первый враг, и по его повадке, по этому взгляду, будто из засады, по грязи на губах я вижу ясно, что осушил он копыто, полное злой клеветы, осушил до дна. Жаль моя!… Только жаль - и ничего… А ведь было время, когда, останься он наг, я сплела бы ему одежду из волос моих. Еще и до сих пор в связанном мною свитере проблескивает мой золотой волос - золото моей верности. Кто из нас помнит, кто забыл?

Да, но кто распалил его ярость? Чьи змееобразные речи, чьи хитроструйные пронырства? Или мои заклятые друзья опоили его клеветой, хитромыслые? Или Наденька такой лисой скинулась, «случайно» встретясь? Или просто ревность-блудница бросилась на шею?

Он тянет из шкафа ружье. Давно не зовет он меня

Белой Лебедью, но ему сейчас и гусыня дичь. Знакомы мне эти холодные залпы.

Я стою, раздета догола, и он рисует на моем белом теле круги-мишени. На горле л на губах, на глазах и руках, внизу живота и самую большую, будто кровавый цветок, - на сердце.

Память уже колет его исподтишка раскаленными железами, и он будет теперь всю ночь стрелять в меня. Сколько попаданий на сколько промахов?. Заросли, заросли старые следы в моем сердце, и мне дико, что когда-то кто-то жил в нем, бродил… Убивают меня ни за что.

Да бог ты мой, да стреляй, стреляй! Я и сама могу. Вот твой добрый охотничий нож. Бью себя в шею, грудь, руки. Где спряталась душа? В сердце? Ну что ж, и разорву сердце, ну что ж! На волю, на волю! Гуляй, душа!…