Картинки – как будто бы про меня, а будто бы и нет

Из пятидесяти гостей в ЗАГС поехала примерно половина; в дом гости приехали со своими семьями, взяв с собой и детей и кого только ни взяв, ну а в Загс поехали только те, которые были действительно близкими людьми паре. Когда Миша с женой добрался, то возле стояли две или три машины таких же близких паре людей, но которые ещё не успели побывать в доме, а поехали сначала на церемонию, чтобы затем, разумеется, отправиться на праздник и наклюкаться там как следует.

Из всех приключений и передряг, приключение, которое ожидало Мишу возле этого страшного для него здания ЗАГСа, показалось ему самым невероятным, даже не идущим в сравнение с этой самой невестой, которая представляясь теперь такой же белой внутри, как её платье. Среди вышедших из автомобилей ожидающих гостей Миша увидел — и не поверил своим глазам — ту самую бешеную старуху, у которой он снёс палисадник.

— Верка, Верка! Смотри!

— Чего? — устало произнесла Мишина подруга, думая, что он над ней шутит и сейчас покажет какую-нибудь глупость, — что он всегда любил делать в повседневности, то есть шутить любыми способами.

Она посмотрела.

— Ну?

— Что «ну»? Не видишь что ли?! Старуха, которая на нас орала, когда я с Колькой по телефону разговаривал, и у которой мы забор снесли! Хех… — усмехнулся он невольно при воспоминании о заборе.

— Ба-а… Точно ведь. — разглядела Верка, то есть подруга.

Они молча смотрели. Старушка была в сопровождении женщины и мужчины лет под сорок обоим. Она улыбалась — лицо её теперь было совсем другим, таким мягким и добрым, что какой-нибудь вежливый обыватель ни за что не поверил бы, что сегодня только она кидалась как собака, пенясь в уголках губ от гнева.

— Ты думаешь она знает твоего друга? — спросила Верка, подруга Миши, сама осознавая, что на свой вопрос уже ответила собственным своим вопросом.

— А у тебя ещё есть варианты? — перевозбуждённо отвечал Михаил. — Конечно! И может быть даже в числе его близких!

В сердце Миши произошёл неприятный диссонанс: он и не думал отказываться от обличения блудницы, но эта старуха теперь усложняла и без того архи сложное предприятие!

— Что делать будем? — отвлечённо спросила она, готовая на всё, что скажет муж, и не зная, какой груз и какая буря мыслей в его уме.

— Отъехать надо. — ответил он, подумав. — Стой! Не трогайся! — тут же вскричал он, когда она стала заводить двигатель. — Отодвинь сидение на максимум; и я тоже отодвину. Надо поменяться местами, а то ты сейчас опять тупить будешь, — дёргаться, да глохнуть.

Подруга послушалась, — хотя ей, как малому ребёнку хотелось ещё покататься, а теперь игрушку отбирали. Миша сел за руль у отъехал из поля зрения. Бабка его машину не различила, хотя мельком обратила внимание.

Остановившись неподалёку, Миша впал в полный ступор. Ситуация была патовая: мало того, что он и так собирался устроить колоссальный скандал, так ещё и бабка, узнав его, тоже устроила бы нечто чуть только меньшее, пожаловавшись во-первых своим чадам, с которыми приехала, а во-вторых пожаловавшись и самому толстяку.

Спасительная мысль мелькнула в нём: не бросить ли всё и уехать домой? Миша стал работать с этой мыслью, не веря пока в неё. Но как он ни пытался в течении минут десяти или пятнадцати додуматься, — в то время, пока подруга уже успела зависнуть в смартфоне и пожаловаться на плохой интернет, — он так и не нашёл другого варианта, кроме этого трусливого.

Он завёл двигатель, услышав где-то вдалеке сигналы клаксонов, очевидно доносящихся от свадебного картежа, включил передачу и медленно-медленно тронулся, и поехал с таким странным коктейлем в душе — с позором и облегчением одновременно… Пол пути до своего города он ехал, сомневаясь, правильно ли он всё-таки поступает.

Эпилог.

Впоследствии, после свадьбы, когда друг наконец дозвонился до Миши, — так как в оставшийся день свадьбы Миша не брал трубку на несколько его звонков, — и когда тот спрашивал: куда они пропали с его подругой, Миша отвечал, успев придумать неплохую легенду, что мол сел за руль с запахом и их остановил постовой. «Странно, — отвечал друг-толстяк, — у нас вообще посты раз в год можно увидеть. А в тот день и вовсе не было…» Миша клялся и божился, зная, что врёт ради правого дела, успев осознать за эти несколько дней после свадьбы, что влез бы в чужую жизнь, и что не лезть таки было лучше, и что случай с бабкой указал ему верную дорогу, заодно, будучи утешенным, что не зря снёс её заборчик. Друг — как истинный друг — предпочёл поверить Мише вместо того, чтобы верить логике и железобетонным фактам о том, что не было никаких постов ГИБДД.