К участию в симфонических концертах богатый меценат выписывал музыкантов из Москвы. На улыбышевских собраниях впервые проявились таланты известных впоследствии композиторов: местного уроженца Балакирева и Серова.
Милий Алексеевич Балакирев (род. в 1836 г.), сын чиновника нижегородского Соляного управления, мальчиком брал уроки музыки у дирижера местного театрального оркестра, 16-летним подростком познакомился с Улыбышевым, в семействе которого сделался своим человеком. Поощряя музыкальные способности юноши, Улыбышев отправил его с рекомендательным письмом в Москву к М. И. Глинке. Творец «Руслана» и «Сусанина» заметил выдающееся музыкальное дарование нижегородца, особенно растрогавшего его изумительным по силе и чувству переложением в романс стихотворения Пушкина «Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной».
Дружба с гениальным композитором содействовала появлению и укреплению в творчестве Балакирева чисто-русских национальных элементов. С первых же шагов самостоятельной творческой работы молодой композитор нашел себе единомышленников в лице Даргомыжского, Мусоргского, Бородина, позднее Римского-Корсакова — реалистов музыки, ратовавших за полное слияние поэтического слова с музыкальной передачей его. Это была та группа русских композиторов, которая спустя некоторое время, в результате крылатого выражения критика Ц. Кюи, получила прозвание «Могучей кучки». Разность мест проживания Улыбышева и Балакирева не помешала в дальнейшем дружески-теплым отношениям первого к своему «музыкальному крестнику», их оживленная переписка продолжалась несколько лет.
А. Д. Улыбышев был также покровителем и критиком местного театра. Его плотную представительную фигуру с нестареющим румяным лицом, окаймленным редкой растительностью на темени, щеках и подбородке, в сюртуке модного тогда цвета «пыльной смородины» нельзя было не заметить на каждом спектакле в правом крайнем кресле первого ряда партера. «Превосходительный» театрал (Улыбышев имел чин действительного статского советника) внимательно следил за игрой актеров и, не стесняясь, вслух высказывал свое одобрение или порицание словами: «прекрасно, молодец!» или: «скверно, безобразно!», а иногда даже просто: «экий болван!». Оценка им пьесы и актерской игры, прямолинейно-резкая, но всегда дельная и справедливая, оказывалась столь авторитетной, что считалась как бы непогрешимой и обязательной для нижегородской театральной публики. Улыбышев в полном смысле создавал успех или провал пьесы.
Благотворное влияние просвещенного меломана на нижегородскую музыкальную и театральную жизнь продолжалось свыше полутора десятков лет и прервалось с его смертью в 1898 году.
Деятельность, Улыбышева и его кружка, однако, не охватывала всего нижегородского общества, ограничиваясь лишь кругом наиболее культурного барства. Значительная часть городского дворянства прекрасно обходилась без облагораживающего влияния классической музыки, заменяя ее эстетическими переживаниями совершенно иного характера. У этой части был свой «законодатель», покровитель и меценат — князь Гагарин.
Личность князя в дворянских кругах считалась «исторической», так как была связана с неисчислимым количеством всяких «историй». Столичный шалопай, задира и скандалист, Лев Гагарин был выслан из Петербурга в провинцию после своеобразного «столкновения» с Николаем I. Царь как-то спросил дядю молодого повесы, князя Павла Гагарина, почему его племянник ничего не делает, так что царь его постоянно везде встречает. Неизвестно, что ответил дядя царю, но племянник, узнав о царском вопросе, сказал: «Мне в маленьком чине везде подобает шляться, а вот государь-то когда находит время всюду бывать, где меня видит?». О дерзкой фразе стало известно Николаю, и Гагарин очутился за тысячу верст от столицы.
Нижегородская почва дала возможность гагаринской натуре развернуться во всю широту при снисходительном отношении к нему губернатора. Подобрав компанию изнывавших от безделья дворян, Гагарин в течение нескольких лет преподносил нижегородскому обществу разнообразные «милые шутки и проказы».
Сравнительно невинными забавами дворянских бездельников являлись рассылка видным горожанам приглашений на губернаторский бал, которого тот и не думал устраивать, или катанье по городу в каретах, одетыми «как мать родила».
Однажды ночью гагаринская компания переменила большое количество вывесок на фасадах зданий. Утром изумленные горожане увидели: над дверью духовной консистории слова: «распивочно и на вынос», на здании судебной палаты: «стриженая шерсть оптом и в розницу», на воротах «архиерейского дома»: «продажа дамского белья и приданого для новорожденных», на губернаторском подъезде — изображение банки пиявок с надписью: «здесь отворяют кровь»…