Картинки нижегородского быта XIX века

Сельское население относило листки к приходским священникам.

И вот несколько встревоженных пастырей прибыло в Нижний. Каждый из них по данному делу предварительно испрашивал совета у знакомых. В результате весь город познакомился с новейшим приемом революционной агитации. На другой день общее волнение увеличилось еще сообщением местного жандармского полковника о находке объемистого чемодана, наполненного такими же «манифестами».

Положение становилось интригующим, а через день оно стало напряженным. Власти посадили в тюрьму всех 18 приезжих пастырей, обвиняя их, ни более ни менее, как в «попытке к ниспровержению существующего строя»…

В конце концов церковников отпустили, приказав доставлять в «губернию» всякую подозрительную бумагу. Они обязаны были собирать, как говорилось в жандармском предписании, «все подложные манифесты и другие какие-либо подложные официальные бумаги и объявления».

Попы придавали серьезное значение каждой непонятной записке и завалили соответствующие места ворохами исписанных листов.

Эпизод с «подложными манифестами» вошел в нижегородскую анекдотическую летопись под названием: «как попы революцию делали».

Истинная подоплека появления в Нижнем «подложных манифестов» выяснилась позднее.

Организатором дела был сын польского эмигранта, французский подданный Евневич, служивший инженером на Варшавской железной дороге. Он послал в Нижегородскую, Казанскую и Саратовскую губернии группу агитаторов с напечатанным в Бельгии «манифестом». Пропагандистами в Нижегородской губернии были студенты Петербургского университета Маевский, Госцевич, Новицкий и Олехнович. Им же принадлежал обнаруженный на нижегородском вокзале чемодан.

Наибольшую активность группа проявила в Казанской губернии, где и была схвачена. Дело о подложных манифестах под названием «Казанского заговора» слушалось в Казани в мае 1863 года. Из числа осужденных по этому делу четверо распространявших «манифест» в Нижегородской губернии были осуждены на каторгу.

* * *

В исходе шестидесятых годов много шуму наделало в Нижнем «соляное дело Вердеревского».

Вердеревские — весьма распространенная дворянская фамилия в Нижнем. «Хлебосолов» Вердеревских знал весь город.

Называли их еще «братьями-разбойниками». Младший А. Е. Вердеревский, в бытность на войне 1851-56 годов хлебно-провиантским чиновником военного ведомства, нажил на сбыте гнилой муки огромное состояние. Он по суду был разжалован в солдаты, но ненадолго. По протекции ему дозволено было поселиться у брата в Нижнем.

Он не скрывал подло нажитого состояния, но охотно был принимаем в лучших домах нижегородского общества, а равно и в местном «благородном собрании», где слыл под кличкой «хлебного Вердеревского».

Старший В. Е. Вердеревский прочно обосновался в Нижнем на должности начальника Казенной палаты. В ведении этого Вердеревского находились миллионы пудов казенной соли, поэтому он прослыл «соляным Вердеревским».

Отсюда происходила двусмысленная кличка братьев — «хлебо-солы». Казна имела в Нижнем на Окском берегу до 80 деревянных амбаров, где хранилась соль. Во время весенних разливов вода подходила к стенам амбаров, иногда даже проникая вовнутрь солехранилищ. Это использовал в своих целях Вердеревский.

Практиковалась предварительная тайная продажа соли большими партиями — на сторону, в расчете свалить недостачу соли на «непреодолимые силы природы».

Зенита своего соляные «комбинации» достигли в 1864 году. Весной сползли в воду двадцать пять совершенно пустых амбаров, в которых по бухгалтерским книгам числилась соль. Ревизия обнаружила пропажу полутора миллионов пудов соли.

О степени произведенного этим «происшествием» впечатления на нижегородское общество можно судить по восклицанию одной местной помещицы: «Такого скандала не бывало ни в одной Европе!».

Второй акт соляной эпопеи оказался не менее интересен, чем первый. Надлежало по требованию ревизоров посадить на скамью подсудимых Вердеревского с непосредственным хранителем соляных запасов Терским, трех других чиновников, полицеймейстера Лаппо и, наконец, скупавших соль нижегородских купцов во главе с А. Губиным, Ф. Блиновым и А. Бугровым.

Четыре года тянулось следствие. Все подсудимые, за исключением Терского, были на свободе и придумывали способы избежать ответственности. Один из привлекаемых купцов — Федор Блинов предлагал за свой счет возместить все количество украденной соли. А. Бугров взялся поставлять в течение десяти лет на городские приюты муку по убыточным для себя ценам из расчета, что власти не захотят посадить в тюрьму столь выгодного поставщика.

Замять дело не удалось. Слишком много о нем везде говорили.

По рукам ходила многострочная поэма: