Аверкиев ухитрялся по два раза закладывать одни и те же свои именья. Демидов на торгах покупал просроченную в платежах землю и тут же получал под нее ссуду, вдвое больше затраченной на покупку суммы. Причастные к делам банка члены совета и ревизионной комиссии, видные нижегородские помещики-дворяне, также бесцеремонно запускали руку в банковский сундук. Председатель земской управы Андреев, растративший по должности 5 тысяч рублей, предназначенных на постройку сельскохозяйственной школы, 8 тысяч рублей страховых, взятых для выдачи погорельцам деревни Выползовой, и свыше 30 тысяч, лежавших в дворянской опеке, обратился в правление банка с таким, примерно, заявлением: «Господа, и я учинил хищение… Помогите мне из банковой кассы… Я ведь знаю, как вы в ней хозяйничаете»… Такому просителю нельзя было отказать, и 28 февраля 1890 года директора с одобрения губернского предводителя дворянства Зыбина выдали из кассы 45 тысяч рублей, а в виде оправдательного документа «на всякий случай» взяли от Андреева своеобразную расписку с указанием, что заемщик растратил такие-то и такие-то суммы. Сия изумительная расписка была потом найдена в бумагах банка, когда началось следствие о злоупотреблениях директоров.
14 декабря 1890 года собралось экстренное дворянское собрание и нашло, что Андреев «поступил бесчестно, не возвратив во время денег и подведя этим банк». Поэтому его… исключили на три года из своей среды. И только. К суду его не привлекали, «за неимением законных оснований!»
Для руководителей банка дела сложились хуже. Панютин, сидя в тюрьме, скоропостижно скончался, не выдержав тяжести позора. Жена Панютина отравилась. Предводитель Зыбин и Демидов также в скором времени скончались. На скамью подсудимых сел один Аверкиев. Панютино-андреевская эпопея оказалась лебединой песней нижегородского дворянства. После процесса и ликвидации сословного банка, вес и значение в нижегородской городской жизни представителей «белой кости» свелись к минимуму. Новый хозяин города — буржуазия — в них не нуждался. Дворянство навсегда отошло от всяких городских дел, сохранив лишь кое-какие позиции в губернских земских учреждениях.
Роль Нижнего Новгорода, как чисто купеческого города, в последние десятилетия девятнадцатого века продолжала заметно увеличиваться. Видоизменялись лишь формы купеческой инициативы в предпринимательском деле. В семидесятые и восьмидесятые годы Нижний уже не столько торговал зерном, сколько перерабатывал его на своих выдающихся по размерам мельницах.
Началось усиленное движение нефтяных грузов по речным путям. Крепнет пароходно-речной промысел. Деятельность предпринимателей направляется на постройку, аренду судов, взятие на доставку грузов, обслуживание флота необходимыми материалами: канатами, судовыми принадлежностями и проч. Начиная с 90-х годов, все вновь возникавшие в городе фабрично-промышленные предприятия так или иначе оказывались связанными с пароходством или мукомольем. Механические заводы Доброва и Набгольц или Курбатова главным заказчиком имели пароходчиков, а льнопрядильная мануфактура возникла из потребностей мукомолов в парусине для мешков.
Промышленная жизнь города повышалась и понижалась в зависимости от открытия или закрытия навигации, паводков или мелководья, обилия или недостатка грузов и т. д.
Нижегородский купец 90-х годов уже чувствовал в себе силу и смело говорил о своих специально купеческих интересах в собственной купеческой тогда газете — «Волгарь». Нижегородец-коммерсант вел многотысячные, а во многих случаях и миллионные дела, — ездил в Москву и Петербург, имел там конторы, встречался со столичным купечеством, среди которого попадались лица вроде Саввы Морозова, добивавшиеся преобладающей роли в государстве. Сыновья нижегородских купцов учились теперь не только в гимназии, но и в дворянском институте, дочери поступали беспрепятственно в институт благородных девиц. Стали появляться и занимать места в жизни «образованные» купцы, из купеческого сословия выходили доктора, адвокаты, инженеры, писатели.
Обиходная речь отца таких «ученых» детей приобретала известный налет интеллигентности.
Ярко выявилась перемена и в отношении к прежнему барину-дворянину. Не так давно слово «купец», «купчишка» звучало презрительно на дворянских устах. А теперь нижегородский купец пренебрежительно смотрел на Демидовых и Аверкиевых, перед которыми когда-то ломал шапку.
История появления и возвышения в конце XIX века богатых нижегородских купеческих родов чрезвычайно любопытна. Например, купеческие предприятия, как правило, оказывались не слишком долговечными. Основатель фирмы, выходец из крестьянской или мещанской среды, скаредно «заводил дело» и приучал к нему сыновей. Сыновья по смерти отца продолжали дело, иногда расширяли его, но внуки и правнуки уже спускали все до нитки или передавали фирму в другие руки, становясь рантьерами, живущими на доход от недвижимости и процентных бумаг.