Картинки нижегородского быта XIX века

Приглашение Бугровым к столу считалось честью даже для купца с сотнями тысяч капитала. Приглашенный садился на краешек стула, но распоряжаться не смел, ожидая, когда хозяин поманит пальцем полового и распорядится: «Подай-ка нам, милый, три пары чаю». Гость держал в руках стакан, поданный самим Бугровым, и с благоговением внимал отрывистым репликам мукомола, считавшегося мудрецом. — «В делах никому не верь, — обычно наставлял старик всякого нового знакомого, — от Николая-чудотворца, и от того денег без счету не принимай! Он хоть и божий угодник, а все-таки, ежели лукавый попутает, ошибиться может». Если собеседником при чаепитии оказывалось официальное, чиновное лицо, Бугров считал своим долгом жаловаться на плохие дела и тяжело вздыхать: «Купца все теребят, а в душу его еще не заглянули».

Вообще ему свойственно было говорить афоризмами, сентенциями, иносказаниями. Многие из его выражений надолго запоминались. Однажды, участвуя в торгах и видя, что конкурент снизил цену до предела, дальновидный мучник, учитывая азарт соперника, продолжал снижать цену еще дальше. Потом вдруг вышел из соревнования. Увидя растерянное лицо соперника, сделал символический жест рукой около лица, как бы ловя назойливую муху, и произнес: «Ишь ты, плутовка! Которая кусалась, та и попалась!».

Громадную популярность Бугрову создали его заботы о людях старой веры и весьма широкая благотворительность.

Господствующая православная церковь старалась искоренять раскол, — Бугров защищал «своих», где нужно умел дать, подмазать, умаслить… Часто ездил по делам веры в Москву, в Петербург. Везде имел знакомство среди сильных людей, говорил всем «ты», хлопал по коленке и… подписывал чеки на приюты, больницы, санатории. Ухитрился даже самому Победоносцеву, главному вдохновителю преследования старообрядцев, всучить кругленькую сумму на устройство при Великом Сибирском пути передвижных вагонов-церквей.

Зато нижегородским старообрядцам жилось в девяностых годах свободно и привольно. Местная власть и носа показать не смела в устроенные Бугровым Филипповский, Малиновский, Городецкий и другие скиты. Разве возможно было нижегородскому губернатору тягаться с Бугровым, когда на приеме у министра внутренних дел сначала приглашали в кабинет Бугрова, и только потом уже — губернатора? Да и что мог сделать губернатор с человеком, у которого периодически занимал под векселя крупные суммы денег? Перед уходом губернатора с его поста, Бугров в качестве подарка преподнес ему на серебряном подносе груду разорванных губернаторских векселей. «Чтобы вашему превосходительству не думалось по ночам», — добавил с добродушной усмешкой туз.

Благотворительностью Бугров был известен далеко за пределами Нижнего Новгорода. В память отца он выстроил в городе ночлежный приют для бездомных обитателей нижегородских трущоб, где за пятак предоставлялся ночлег. На окраине у Девичьего монастыря существовал учрежденный им в компании со своим родственником Блиновым Вдовий дом, дававший приют 150 женщинам с детьми. Жертвовал Бугров также крупные суммы на школы, богадельни, приюты крестьянам родного ему Семеновского уезда. В бугровской кухне стояла на столе деревянная, хохломской росписи, плошка, наполненная двугривенными. Она служила мелкой кассой, из которой выдавал он приходящим на дом просителям. Погорельцам Бугров давал: дальним — пять рублей, ближним — строил избы и дарил корову или лошадь.

В домашнем быту этот человек, который к концу XIX века имел до восьми миллионов, отличался крайней простотой и непритязательностью.

Обстановка квартиры в доме по Нижневолжской набережной напоминала о давно прошедших временах Домостроя. Передние углы каждой комнаты заполнены были старинными иконами без окладов и украшений, стены увешаны картинами религиозного содержания, среди которых центральное место занимали изображения первых расколоучителей — протопопа Аввакума, Никиты Пустосвята, Ивана Неронова и др. В углах лежали на расставленных стульях груды бархатных подручников, пучки кожаных, шерстяных и бисерных лестовок, употреблявшихся старообрядцами во время молений. По всему дому расходился сильный запах гарного лампадного масла и ладана.

В таких комнатах Бугров жил постоянно, а для приема деловых посетителей предназначалась особая «парадная горница», устроенная на мирской «антихристов» лад. На ореховом столе, располагавшемся в простенке между двумя окнами, лежали кучами торговые счета, фактуры, накладные. Рядом с ними покоилось несколько книг гражданской печати, «никонианский» настольный календарь, газеты и журналы. Видные места стен заняты были портретами и факсимиле известнейших в России лиц. Здесь можно было видеть подписи великих князей, министров, губернаторов, водивших хлеб-соль с нижегородским мучником.

Пищу миллионер любил простую. Ежедневно употреблял лишь щи и кашу, а в постные дни — горох и грибы. На торжественных официальных обедах «скоромился», но разъяснял при этом окружающим: «Грех это, конечно, ну да, авось матери в скитах замолят»…