Картинки нижегородского быта XIX века

Особенно сильные насмешки вызвала гордеевская идея «разборных» на две-три-четыре части баржей, с возможностью для каждой отдельной части самостоятельного плаванья.

Увлечение подобными опытами не мешало, однако, Гордею быстро богатеть. Расцвет прикаспийских нефтяных промыслов вызвал бурный поток нефти по Волге в центральную Россию. Бакинские нефтяники на первых порах не имели собственного волжского флота, и перевозка нефти, правильнее нефтяных остатков или «мазута», целиком легла на плечи пароходчиков-волгарей. На нефтяных перевозках нажились не все, а только, кто сумел. К числу таких удачников принадлежал Гордей Чернов.

По зимам крупные нефтяные фирмы присылали своих доверенных в Нижний на биржу заключать сделки на вывозку нефти из Астрахани. Крупнейший предприниматель Нобель вывозил за навигацию десятки миллионов пудов. Нобелевская поставка разжигала аппетиты многих, но Гордей Чернов перебил всех. При существовавшей тогда средней фрактовой цене 14 копеек с пуда, назначил… семь копеек. Конечно, доставка осталась за ним. На бирже ахнули, решили, что «Гордей прогорит». Но Гордей не прогорел. Он приспособил для нефти, вместо обычных малых, большие — до 160 тысяч пудов вместимостью — баржи, умело применял распаузку в трудных местах и, добившись общего грузоподъема своего каравана до 6 миллионов пудов за рейс, с большим барышом закончил навигацию. Биржа заговорила о новоиспеченном миллионере, и это была — правда. Очередную «нобелевскую доставку» в следующем году «пароходство Г. И. Чернова» производило с помощью собственных пяти пароходов и пятидесяти баржей…

Начиная с этого времени, вплоть до момента постройки Нобелем своего речного флота, грузы этой фирмы перевозились всегда Черновым. Это давало ему основание хвастливо говорить на бирже: «Волга ко мне в карман течет». Нажитый в короткое время второй миллион вскружил Гордею голову; он начал «куралесить». О его безумных тратах и кутежах, сопровождавшихся озорством и самодурством, заговорили по всей Волге. Гордей пьянствовал по московским и нижегородским ресторанам и вертепам, бушевал, разбивал рояли и зеркала, мазал горчицей лица официантам, а в антрактах между попойками собирал около себя газетных корреспондентов и, проливая обильные слезы, разглагольствовал перед ними о переживаниях своего «нутра», которое-де не дает ему душевного покоя, и беспрестанно повторял любимую фразу: «Меня на Волге каждая морда знает, и я на Волге каждую морду знаю!».

Во время одного из ярмарочных кутежей Гордею понравилась игра скрипача — румына Гулески. Он увез румына к себе на квартиру и в два месяца научился пиликать смычком незамысловатые мелодии. С тех пор скрипка стала необходимой ему при каждом запое. Отрывистые веселые звуки означали начало запойного состояния. Тягучая, дико-звучащая какофония указывала на окончание запоя. После каждого запоя Гордей служил молебен, окроплялся «святой» водой и жил «по-человечески» два-три месяца.

Но страсть к причудам не покидала его ни в пьяном, ни в трезвом состоянии.

1888 год оказался несчастливым для Гордея. Весенним ледоходом срезало нефтяной караван, стоявший в Сормовском затоне. Разбились и пошли ко дну двадцать баржей. Чернов, наблюдавший катастрофу с городского берега, проявил удивительное хладнокровие и самообладание. «Бог дал, бог и взял», — промолвил он тихим голосом и отправился на Курбатовский завод… заказывать новый, грандиозный, невиданной величины буксирный пароход в 2400 лошадиных сил. Пока строили пароход, Гордей в Городце соорудил громадную деревянную баржу вместимостью в миллион пудов. По мнению Гордея, такая баржа могла выдержать морскую качку и совершать сквозные рейсы Баку-Астрахань-Нижний.

До Астрахани сплавили баржу благополучно, но в море судоходный надзор ее пустить не разрешил. «Ах, так?! — стиснув зубы, прорычал Гордей. — Плевать! Обойдемся без разрешения»… и тайком провел судно в Баку, там наполнил нефтью и ночью отплыл обратно.

Морская полиция нагнала необычный караван верстах в тридцати от берега. Увидев погоню, бесшабашный мореход взбеленился: «Как?! Мне?! Гордею Чернову?! Не дают делать, что хочу?! Шалишь!! Не бывать по-вашему!» И — зажег нефть. Капитан казенного баркаса распорядился прорубить отверстие в борту баржи. Горящая нефть вылилась в море, а мало пострадавшую баржу отбуксировали обратно в порт.

Весть о новой сумасбродной выходке Гордея была передана по телеграфу в Нижний. Одни пожимали плечами, другие иронизировали, а посетители загородного сада «Аркадия» весело хохотали, слушая с открытой сцены пение загримированного под Гордея артиста, исполнявшего пародию на известный романс:

Мой костер в тумане светит,
Деньги гаснут на лету…