В девяностых годах в Нижнем Новгороде, а равно и во всем Поволжье гремело имя Н. А. Бугрова. Николай Александрович Бугров — внук Петра Егоровича Бугрова, описанного Мельниковым-Печерским в романе «В лесах» и «На горах» под именем тысячника Потапа Максимовича Чапурина. Малолетний Петруха, сын удельного крестьянина деревни Поповой, Семеновского уезда, в молодости ходил в бурлаках при расшиве. Позднее этот грузчик сколотил артель из впервые приступавших к делу новичков парней и дальше работал в качестве предпринимателя, оставляя на свою долю надзор за работающими и расчет с ними. Выдвинулся новоиспеченный подрядчик при поправке оползня под Кремлем. Он на свой страх срыл часть горы и, добравшись до глинистого слоя, уложил в земле несколько слоев бревен и вновь насыпал землю таким образом, что вода из подземных ключей стекала по бревнам в русло Волги, не размывая грунта. Губернатор Урусов заметил столь выдающуюся смекалку и отдал Бугрову годовой ремонт деревянных мостов на тракте Нижний-Семенов-Вятка. «Петруха» превратился в Петра Егоровича и быстро начал богатеть. У Петра Бугрова к концу пятидесятых годов скопилось миллионное состояние. Ближайшим помощником ему являлся сын Александр Петрович, несколько раз упоминаемый нами выше. Следующий миллион был нажит главным образом Бугровым-сыном от операций с казенной солью и от торговли валяными изделиями.
Николай Бугров в полной мере унаследовал предпринимательские таланты отца и деда. Еще при жизни Александра Петровича он получил полную доверенность на ведение всех дел и, умело используя оба миллиона, перенес поле своей деятельности в те отрасли промышленности, где наиболее ощущалась потребность в капитале.
После освобождения помещичьих крестьян в 1861 году потомок уральского магната Алексей Турчанинов, бывший в то время нижегородским предводителем дворянства, тяготея, как и все помещики, лишившиеся дарового крестьянского труда, к губернскому городу, перебрался на жительство в Нижний. Свое лесное именье на речке Сейме Турчанинов променял Бугровым на дом, находившийся в начале Большой Покровки рядом с Благовещенской площадью. Получив право собственности на сейминские леса, новые хозяева прежде всего вырубили и продали половину их и, окупив сполна стоимость имения, занялись дальнейшим извлечением из него выгод. На речке около деревни Передельновой возникла в 1862 году небольшая мельница, а через несколько лет у селения Новишек и вторая, побольше. Малая производительность, зависевшая от слишком слабого течения Сеймы, побудила предприимчивых мукомолов заменить водяные колеса паровыми двигателями. Это позволило довести со временем общий помол до 3 миллионов пудов в год. Отец к тому времени умер. Николай Александрович остался единоличным хозяином всего дела.
За короткий срок он сумел значительно расширить круг своей деятельности. На Сейме Бугров перемалывал только рожь — о пшенице и слышать не хотел: «матушка-рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеничка по выбору», — любил он приговаривать, намекая на пшеничников Дегтярева и Башкирова, которые иной год сидят с нераспроданной до конца продукцией, доступной далеко не каждому в полунищей тогда России.
При Сейминских мельницах, где работали до 600 передельновских, мысовских, локтевских, новишенских и ластоновских жителей, владелец не жил. Имея еще два мукомольных предприятия в Семеновском уезде и пароходство на Волге, он руководил всеми делами из Нижнего.
Личность мукомола-миллионера вызывала в городе всеобщее внимание и жадный интерес. Старообрядец беспоповского толка, Бугров своей внешностью напоминал чистый тип старозаветного купца. Длиннополый сюртук, легкие козловые сапоги со сборами, картуз на голове носил он зимой и летом.
Бугровский экипаж, толстый здоровый кучер и белый в яблоках орловский рысак были хорошо известны обывателям и служили постоянным предметом обывательских пересудов.
Делами занимался Бугров на первый взгляд как будто неохотно. О богатстве своем не любил говорить. На предложенный об этом вопрос обычно отвечал: «Помилуйте, велики ли мои дела, велики ли у меня мельничонки? Так себе делишки, так себе мельничонки, клюю по зернышку — на хлеб только себе и сестре достаю». На деловые предложения никогда не отвечал прямо. — «Николай Александрович, — начинал речь камский миллионер Стахеев, — у меня в Сарапуле, зерно есть, купите?» — «Покупаем помаленьку», — следовал ответ. — «Ну, а если всю мою партию?» — «Ничего, и всю партию можно». — «Да, ведь партия-то большая, за полмиллиона пудов?» — «Как-нибудь осилим, — уклончиво отвечал купец, — на добрые дела люди денег дадут»…
На Нижегородской бирже, куда Бугров ходил ежедневно к 12 часам пить чай, он усаживался за особый стол, носивший название «миллионного». Сидел все биржевые два часа и пил чай в обществе себе равных, Башкировых, Дегтярева, Блиновых или Зайцева и директоров Городского и Купеческого банков.