Картонные звезды

Но мой глас «вопиющего в пустыне» остается не услышанным в душераздирающем грохоте стартующих ракет. Сжав зубы, рвусь из последних сил и, оставляя обрывки формы на обломках сучьев, все же выползаю из покрывающей меня листвы. Приподнимаюсь на четвереньки и по-черепашьи вытягиваю шею. Сквозь прореху в листве, образовавшуюся прямо над моей головой, вижу стремительно снижающиеся в нашу сторону черточки самолетов. Наши это машины или американские, разбираться некогда, да и солнце мешает своим яростным светом. Пригнувшись, прямо на карачках мчусь к окопу. Второй раз за день выдерживать воздушный налет, это уже чересчур. Это уже слишком, даже для солдат ОСНАЗа. Но до спасительного окопа мне добраться так и не удается. Леденящий звон реактивных моторов заставляет замереть и прикрыть голову руками. (Хотя какая это на самом деле защита, так, фикция одна.) Но земля как будто не принимала моих объятий. Словно гигантской кувалдой она отбрасывает меня в сторону, и я кубарем качусь по склону оврага, не добежав до окопа буквально несколько метров. И вы представляете, какой силы чувства забушевали во мне, когда я уткнулся носом в грязь на его дне. Я готов был сбивать вражеские самолеты камнями и грызть уцелевших пилотов без соли и масла, одними зубами! Не припомню, чтобы когда-либо до этого или позже я был так взбешен. Выкрикивая немыслимые ругательства, я вскочил на ноги и, не разбирая дороги, рванулся наверх.

Вокруг меня творилось нечто невообразимое, но ни один осколок или пуля не задели меня, пока я бежал к оставшейся на полянке пушке. Когда я достиг ее, самолеты противника уже улетели и моему воспаленному взору предстали лишь дымящиеся остатки того, что совсем недавно называлось ракетным дивизионом. Меня встретили лишь воронки, горящие остовы нескольких машин, да свалившаяся на бок изувеченная кабина радиолокатора. Среди всего этого хаоса валялась и наша зенитка с изогнутыми стволами и распоротыми колесами. Я подошел к ней и, все еще не веря своим глазам, бесцельно дернул один из затворов. Щелчок, и на обгоревшую траву вылетел не стреляный снаряд. Невдалеке послышались человеческие голоса, и я поднял голову. Из зарослей выходили и выползали уцелевшие батарейцы, отряхиваясь на ходу. Я безучастно уселся у разбитой пушки и некоторое время наблюдал за тем, как они торопливо рассаживались по уцелевшим машинам и уезжали по той самой просеке, по которой совсем недавно прибыли сюда. Ярость моя уже прошла, и я смотрел за их отъездом с чувством досады, перемешанной с радостью. Досада, естественно, была связана с общим провалом нашей операции, а радость вызывало то, что количество потерь у ракетчиков было минимально. Только трое или четверо носилок они погрузили в бортовую машину и еще пять или шесть человек легкораненых подняли туда же под руки. Последняя машина исчезла за поворотом, и я, зло пиная попадающие по пути обломки, уныло побрел обратно к лагерю. Подойдя к нему, с удивлением заметил, что там царила не то что растерянность, а тихая паника. Все мои сотоварищи хаотично метались между машин и палаток, едва ли не сталкиваясь при этом лбами. Заинтересованный их столь необычным поведением, я поспешил к ним на помощь, думая, что они ищут что-то ценное, потерянное во время бомбежки.

— Да вот же он, Михаил Андреевич! — воскликнул Преснухин, у которого я собирался спросить о том, что, собственно, случилось.

— Косарев! Живой! — с немалой экспрессией выдохнул капитан, — вылезая из кустов и бросаясь ко мне на шею. — Ты где же был, дурашка? Мы тут с ног сбились. Одни говорят, ты в овраг скатился, другие, что в лес побежал… Ну, я рад. А что же так изодран? Что? Говоришь, почти без царапин обошлось? Прекрасно, просто прекрасно!

— Я к ракетчикам бегал, — несколько обескуражено отвечал я на градом сыплющиеся вопросы. — Думал, помочь им из нашей зенитки. Да она уже к тому времени погибла. Стволы аж винтом скрутило. Жалко, хорошая была пушечка.

— Ладно, ладно, черт с ней, — нетерпеливо хлопнул в ладони Воронин, дав нам несколько минут на обмен впечатлениями, — пора за работу. Нам еще с вами пахать — не перепахать. У нас ведь еще один день в запасе, еще не все потеряно.

Сразу вспомнив о том, что, пока мы прятались от штурмовиков, аппаратура работала сама по себе, мы бросились на свои посты. Вороха переработанной телетайпами бумаги доказывали, что события и в эфире разворачивались очень интенсивно. Торопливо рассортировав поступившие телеграммы, мы с Федором обнаружили среди прочих и телеграмму о посадке подбитого Ceirry-45 в Бангкоке.

— Сели все-таки, — с досадой сплюнул под ноги Преснухин. — Что ж, повезло на этот раз ребятам.

— Что, неужели подбитый RC приземлился? — просунулся в дверь «кунга» Стулов.

— Сел, гад, — кивнули мы в ответ.

— Обидно, — поджал он губы, — а я-то надеялся…

— А уж нам как обидно, — согласился я, — просто сил нет.

— Не вешайте носы, — подмигнул нам старший лейтенант, — кажется, наш командир еще что-то придумал.