Картвелеби. Книга вторая

– Хотите сказать, что вы чем-то от неё отличаетесь, сударыня? – Он всё-таки развернулся к ней, но скептичного настроя не переменил. – Вы одного поля ягоды.

– Отнюдь! – пылко заверила она его. – Меня-то ваша грубость совсем не покоробила.

– Неужели?

– Мое желание помочь беднягам всё так же сильно. Должен же кто-то облегчать боль несчастных детишек, если их врач постоянно ворчит и ругается.

На этот раз Левон позволил себе лукавую усмешку и выждал небольшую паузу. Выглядел он, впрочем, заинтригованным.

– И что же вы задумали, позвольте узнать?

– Я хочу помогать в вашей больнице и буду это делать, хотите вы этого или нет.

Удивление на его лице стало перекрывать иронию, и Саломея даже обрадовалась, что лёд тронулся, когда в их разговор вмешался кто-то третий. Давид вбежал в комнату с криками: «Саломе, ты не представляешь, что я сейчас узнал!», но, заметив Левона, сразу же осёкся. Улыбка медленно сошла с его лица.

– Капитан Давид Циклаури. – Лейб-гвардеец подчёркнуто сдержанно склонил голову и чуть не щёлкнул сапогами, как это обычно делали солдаты. – Моё почтение.

– Левон Ашотович, – быстро нашёлся медик и подал измайловцу руку. – Взаимно.

Пока мужчины пожимали руки, Саломея мысленно чертыхалась. Давид смотрел так нагло и вызывающе, будто «метил территорию», и Левон, наверняка, решит, будто она «занята», и все её старания канут в лету. Вай ме, как она злилась на бывшего любовника!.. Нет бы оставить прошлое там, где оно и умерло, не оглядываться… а он все время бередил старую рану и жил призрачными надеждами! Неужели самому это ещё не надоело?..

– Я слышал о вас много хорошего, – задирая нос, проговорил Давид и нехотя отпустил руку оппонента. – Правда, молва бывает к вам и довольно резка.

– У медали две стороны, – невозмутимо парировал Левон. – Разве не так?

– Верно, но истина всегда одна. И те, кто на неё посягает, могут об этом очень пожалеть.

Саломея устало прикрыла веки. Левон улыбнулся уголками губ.

– Истина! Истина, как и история, пишется победителями. Уж вы, как военный, должны меня понимать.

– О чем это вы?

– Мы, врачи, сшиваем и склеиваем то, что вы разбили. Вы сорите, мы за вами подбираем, но вас чествуют, а мы всегда остаемся в тени.

Единственная дама в этой комнате закусила губу и с опаской посмотрела то на одного, то на второго. Давид с трудом сдержал смех.

– Что ж!.. Мы обеспечиваем вас работой, не так ли?.. Не каждый ремесленник может этим похвастаться.

«Ремесленник». Разве обыкновенный лекарь ровня потомственному князю? Неужели Саломея этого не понимала?!

– Я, пожалуй, чересчур задержался, – усмехнулся ахалкалакский доктор, не удостоив «потомственного князя» ответом, затем глянул на карманные часы и поспешно спрятал их в карман. – Прошу простить меня. Мое дело «ремесленника» не терпит отлагательств.

– Мое предложение всё ещё в силе, сударь. – Саломея отозвалась эхом в спину, потешившись иронией в его словах. – Я от него не отказываюсь.

– Буду иметь в виду, – пространно ответил Левон и проворно их покинул.

После его ухода молодая женщина моментально поймала на себе осуждающий взгляд Давида и в первую минуту немного застыдилась. Однако, рассудив, что стесняться ей нечего, она всё-таки подняла на него глаза и, как ни в чём не бывало, пожала плечами.

– Что? – спросила она со смешком. – Что вы так смотрите, князь?

– Саломе-Саломе. – Старый друг медленно зацокал языком и печально покачал головой. – Раньше ты… на меня так смотрела.

Щёки залил пунцовый румянец, а сердце кольнуло от этих воспоминаний. Давид пристально глянула неё и в первый раз со дня своего приезда по-настоящему раскрыл ей душу.

– Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, – улыбнулся мужчина то ли с жалостью к себе, то ли с набиравшей обороты злобой. – Ты его приметила.

– Капитан Циклаури! – неизбежно вспылила она. – Что вы себе позволяете?

– Этот томный голосок!.. – не унимался Давид, сделав шаг навстречу. – Ресницы вверх-вниз… Ты так предсказуема!

– А вы, ваше сиятельство? Вы непредсказуемы? И всё никак не оставите меня в покое!

– Я не понимаю, – еле слышно простонал лейб-гвардеец, и в его голосе засквозило настоящее отчаяние. – Что ещё мне сделать, чтобы ты простила меня?..

Тоска, ревность и обида взяли над ним верх, и Давид вдруг позабыл, как осмотрительно и осторожно вёл себя с ней до этого. Он пошёл на риск, приобнял Саломею за талию и, привлекая к себе, попытался поцеловать. Она бессердечно отвернулась, а его губы накрыла ладонью.

– Никогда, – просипела молодая женщина и откашлялась. – Никогда, слышишь, Давид? Даже не надейся.

Измайловец выпустил её из рук, и молодая женщина незамедлительно этим воспользовалась. Стараясь не смотреть ему в глаза, Саломея гордо развернулась и исчезла на втором этаже, направившись в спальню Софико. А он… так и застыл с распростёртыми объятиями, и, разглядывая стену перед собой, рассмеялся. Так больно ещё не было!..

***