Картвелеби

Шалико усмехнулся то ли удивлённо, то ли насмешливо, но ни Саломея, ни остальные мужчины не посмели вмешаться, пусть и предчувствовали неладное.

– Разве можно так говорить, ваше благородие? Разве Грузия не входит в состав Российской империи?

– Вы рассуждаете не очень патриотично, молодой человек, – промолвил Саломеин муж, не скрывая откровенной насмешки в голосе, а затем кивнул на беседовавших в углу князей Циклаури и Джавашвили. – Что бы сказал ваш отец, если бы узнал, как вы защищаете интересы Грузии?

– Защищаю интересы Грузии? – Юный князь нервно усмехнулся. – Напомнить ли вам, как Грузия страдала из-за тех же турок или персов до присоединения к Российской империи? Русский император Александр Павлович взял нас под своё крыло, чем защитил от набегов мусульман. В противном случае наши земли давно бы захватила Османская империя, как это уже случилось с армянами, или ещё чего страшнее! Кто знает, где бы мы оказались теперь, если бы не Россия!.. Разве можно отвечать такой чёрной неблагодарностью?

Саломея заметно улыбнулась, плохо скрывая, чьей стороны придерживалась в этом споре. Давид и Вано переглянулись, готовые в любой момент прервать эту принимавшую опасные обороты беседу. Пето злобно сощурился.

– Где бы мы оказались? – Мужчина высоко вскинул брови, не желая проигрывать восемнадцатилетнему мальчишке. – А я не могу ответить вам на этот вопрос, потому что нам не дали выбора. Не дали возможности вернуться во времена царицы Тамары! Да-да, именно ваш хвалёный император! Мы развиваемся так, как хочет он… Он нас направляет, но кто знает, какой путь мы бы выбрали сами, не будь над нами русского ига.

Никто не мог и представить себе того, что в начавшемся так невинно разговоре будут звучать столь громкие слова, как «иго», «хвалёный император», «свой собственный путь». Если так пойдёт и дальше, Пето сам подпишется на бумаге о своей преданности социализму, и Вано видел это с каждой минутой всё яснее. Он уже хотел прервать дискуссию, когда Шалико нарушил воцарившееся молчание:

– Русское иго – ну конечно же! Если бы так размышлял князь Пётр Иванович Багратион, то смертельная рана не унесла бы его жизнь на Отечественной войне 1812 года. Ведь именно презрение к «русскому игу» и заставило его защищать русские земли до последней капли крови!

Вано едва ли не присвистнул, когда зять обиженно осёкся, так и не придумав достойного по колкости ответа. Полька как раз закончилась, задорно полилась и мазурка, чем он и хотел воспользоваться, пригласив старшую сестру на танец, когда за спиной у Шалико показалось разгорячённое личико Нино.

– Я прошу прощения! – Тяжело дыша, девушка вежливо кивнула всем и настойчиво дернула друга за рукав. – Шалико Константинович, пойдёмте танцевать! Сейчас начнётся мазурка! Я специально для вас её припасла. Вы не забыли?

Юный князь, раскрасневшийся после бурной перепалки, неторопливо обернулся к Нино, и его глаза, до этого метавшие гром и молнии, резко потеплели.

Она ещё раз помахала у него перед носом своим агентом11, и только тогда Шалико совсем пришёл в себя.

– Да, я помню. Конечно помню, – широко улыбнулся он подруге. – Мадемуазель! Позвольте пригласить вас на танец?

Княжна охотно вложила свою маленькую ручку в его тёплую ладонь. Перед всеми извинившись, молодые люди присоединились к танцующим парам, и Вано облегчённо выдохнул. Нино спасла их всех от позорной дуэли!

Давид осознал, что упускал свой последний шанс, когда молодой Джавашвили слишком живо заморгал ему. Набравшись храбрости, он последовал примеру младшего брата и без слов подал Саломее руку.

Она недоумённо посмотрела на него, как будто не понимала, как он решился пригласить её при муже. Но что сделано, то сделано. Прочистив горло, лейб-гвардеец настойчиво спросил:

– Саломея Георгиевна, не окажете ли вы мне честь?

– Даико! – не остался в стороне жизнерадостный брат. – Не отказывай нашему старому другу! Доставь ему такое удовольствие.

Глаза Саломеи до конца выражали неприкрытый страх и удивление, и Давид уже совсем отчаялся, когда она всё же ответила на его приглашение.

Пальцы обожгло, когда она позволила вывести себя в центр залы и даже вполне приветливо улыбнулась, встав в танцевальном рисунке напротив.

– Ты зря это, зря, – зацокал языком шурин и неодобрительно покачал головой, когда Саломея и Давид покинули их. – Выдаёшь ведь себя! Да и спорить с Шалико… это же гиблое дело!

– Я не боюсь заумных гимназистов, – ядовито фыркнул зять, а Вано позволил шальной мысли проскочить у себя:

«Даже заумный гимназист… смог тебя переспорить!»

– Ну, ты как хочешь, – промолвил юноша, когда увидел, как отец и Константин Сосоевич загадочно улыбнулись ему из-за угла. – А я поспешу ретироваться, пока меня ещё не женили! Не скучай, сидзе!

Пето устало посмотрел ему в спину, но не сдержался от улыбки, когда тесть пустился за сыном следом и всё-таки настиг Вано чуть поодаль.

– Швило12, нам нужно поговорить с тобой кое о чём…

– Потом, Георгий Шакроевич! Вы не видите, какое танцевальное у всех настроение?! Разве сейчас до серьёзных разговоров?

– Да, но, сын мой…