Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

День выдался такой знойный и душный, что, вернувшись с берега, большинство пассажиров разошлись по каютам. За угловым столиком играли в бридж супруги Дойл и Пеннингтон с Рейсом. Еще в салоне был Эркюль Пуаро, безбожно зевавший за столиком у двери.

Царственно следуя почивать, в сопровождении Корнелии и мисс Бауэрз, мисс Ван Шуйлер остановилась у его стула.

Он учтиво встал, давя чудовищной силы зевоту.

Мисс Ван Шуйлер сказала:

— Я только сейчас осознала, кто вы такой, мосье Пуаро. С вашего позволения, я слышала о вас от моего старого друга, Руфуса Ван Олдина. При случае поведайте мне, как вы раскрывали преступления.

В сонных глазах Пуаро зажглась искорка, и он преувеличенно вежливо склонил голову. Милостиво кивнув в ответ, мисс Ван Шуйлер вышла.

Пуаро откровенно зевнул. Его клонило в сон, мысли путались, слипались глаза. Он взглянул на сосредоточенных игроков, перевел взгляд на Фанторпа, углубившегося в книгу. Больше в салоне никого не было.

Пуаро толкнул дверь и вышел на палубу. Там его едва не сбила с ног спешившая навстречу Жаклин де Бельфор.

— Простите, мадемуазель.

— Какой у вас сонный вид, мосье Пуаро, — сказала она.

Он не стал отрицать.

— Mais oui[310] — мне до смерти хочется спать. У меня слипаются глаза. Какой душный, тяжкий был день.

— Да. — Казалось, она обдумывает его слова. — В такой день что-нибудь — крах! — ломается. Кто-то не выдерживает.

У нее тихий, напитанный чувством голос. Смотрит в сторону, на песчаный берег. Пальцы туго сжаты в кулачки…

Она расслабилась и обронила:

— Спокойной ночи, мосье Пуаро.

— Спокойной ночи, мадемуазель.

На секунду-другую их взгляды встретились. Припоминая на следующий день их встречу, он осознал, что в ее глазах стыла мольба. И он еще вспомнит об этом…

Пуаро пошел к себе в каюту, а Жаклин направилась в салон.

Исполнив все просьбы и прихоти мисс Ван Шуйлер, Корнелия с вязаньем вернулась в салон. У нее не было ни малейшего желания спать — напротив, она чувствовала свежесть и легкое волнение.

Те четверо еще играли в бридж. Молчаливый Фанторп читал книгу в кресле. Корнелия тоже села и выложила на колени вязанье.

Распахнулась дверь, и в салон ступила Жаклин де Бельфор. Откинув голову, она помедлила на пороге, потом дернула шнурок звонка, прошла к Корнелии и села рядом.

— Были на берегу? — спросила она.

— Была. В лунном свете это просто сказка. Жаклин кивнула.

— Да, прелестная ночь… на радость молодоженам. Она посмотрела на игравших, задержав взгляд на Линит Дойл.

На звонок явился мальчик. Жаклин заказала двойной джин. Когда она делала заказ, Саймон Дойл стрельнул в ее сторону глазами и чуть заметно нахмурился. Жена напомнила ему:

— Саймон, мы ждем, когда ты объявишь.

Жаклин что-то напевала про себя. Когда принесли спиртное, она подняла стакан и со словами: «За то, чтобы рука не дрогнула» — выпила и заказала еще.

Снова Саймон через всю комнату посмотрел на нее. Он невнимательно объявил козыри, и его партнер, Пеннингтон, призвал его к порядку.

В мурлыканье Жаклин можно было разобрать слова:

— «Он любил ее — и погубил ее…»

— Прошу прощения, — сказал Саймон Пеннингтону. — Идиотизм, что я не пошел в масть. Теперь у них роббер.

Линит поднялась из-за стола.

— Я уже носом клюю. Пора идти спать.

— Да, пора на боковую, — сказал полковник Рейс.

— Мне тоже, — поддержал Пеннингтон.

— Ты идешь, Саймон?

Дойл протянул:

— Чуть погодя. Может, я пропущу стаканчик на ночь.

Линит кивнула и вышла. За ней последовал Рейс. Пеннингтон, допив свой стакан, ушел замыкающим. Корнелия стала собирать свое вязанье.

— Не уходите, мисс Робсон, — сказала Жаклин. — Пожалуйста. Мне хочется пополуночничать. Не бросайте меня одну.

Корнелия снова села.

— Девушки должны держаться друг друга, — сказала Жаклин.

Она откинула голову и захохотала — пронзительно и невесело.

Принесли ужин.

— Давайте что-нибудь вам закажу, — сказала Жаклин.

— Нет-нет, большое спасибо, — ответила Корнелия.

Жаклин откинулась на спинку стула, качнув его.

Теперь она уже внятно напевала:

— «Он любил ее — и погубил ее…»

Мистер Фанторп перевернул страницу «Европы изнутри».

Саймон Дойл взял в руки журнал.

— Право, мне пора ложиться, — сказала Корнелия. — Уже очень поздно.

— Вы не пойдете спать, — объявила Жаклин. — Я запрещаю. Расскажите о себе — все-все.

— Право, не знаю… Мне особенно нечего рассказывать, — промямлила Корнелия. — Жила дома, почти никуда не выбиралась. Сейчас я впервые в Европе. Я упиваюсь тут буквально каждой минутой.

Жаклин рассмеялась.

— Да вы просто счастливица! Как бы я хотела быть на вашем месте.

— Правда? То есть… я, конечно…

Корнелия забеспокоилась. Мисс де Бельфор явно выпила лишнее. Особого открытия тут не было для Корнелии: за время «сухого закона»[311] она перевидала множество пьяных сцен — и однако… Жаклин де Бельфор обращалась к ней, глядела на нее, и, однако, у Корнелии было такое чувство, словно та каким-то косвенным образом говорила с кем-то еще.

Но кроме них в комнате было только двое — мистер Фанторп и мистер Дойл. Мистер Фанторп с головой ушел в книгу, а мистер Дойл… какая-то настороженность сохранялась на его лице…

Жаклин повторила: