Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— Вы спрашиваете, что я скажу по этому поводу. Eh Ыеп, это очень просто, не так ли? Мадам Дойл умирает, она хочет указать на убийцу, и вот она смачивает палец своей кровью и пишет инициал убийцы. Да, это поразительно просто.

— Ach! Но…

Доктор Бесснер готовился заговорить, но Рейс жестом призвал его к молчанию.

— Такое, значит, у вас складывается впечатление? — врастяжку спросил он.

Повернувшись к нему, Пуаро кивнул.

— Да, все это, я говорю, поражает своей простотой. И очень знакомо, не так ли? Такое часто случается на страницах детективного романа. Сейчас это и впрямь vieux jeu[316]. Невольно начинаешь думать, что у нашего убийцы старомодный вкус.

Рейс перевел дух.

— Понятно, — сказал он. — А то я было подумал… — Он оборвал себя.

Бегло улыбнувшись, Пуаро сказал:

— Что я верю в избитые штампы мелодрамы? Однако извините, доктор Бесснер, вы что-то хотели сказать.

Бесснер возмущенно заклекотал:

— Что хотел сказать! Ф-фу! Что это все абсурд! Нонсенс. Несчастная дама умерла мгновенно. Чтобы обмакнуть палец в кровь (а здесь, как видите, и крови мало) и написать на стене букву Ж — ф-фу! — это нонсенс, мелодраматический нонсенс!

— C'est l'enfantillage[317],— согласился Пуаро.

— Но сделано это с каким-то намерением, — рассудил Рейс.

— Естественно, — согласился помрачневший Пуаро.

— Интересно, что стоит за буквой «Ж»? — спросил Рейс.

На это Пуаро незамедлительно ответил:

— За ней стоит Жаклин де Бельфор, молодая дама, которая несколько дней назад объявила мне, что больше всего на свете желает… — Он остановился и потом размеренно процитировал: — «приставить к ее голове маленький пистолетик и спустить курок».

— Gott in Himmel![318] — воскликнул доктор Бесснер.

С минуту все молчали. Рейс глубоко вздохнул и сказал:

— То есть именно то, что и произошло здесь?

Бесснер кивнул.

— Именно так, да. Это был револьвер очень малого калибра, возможно, как я сказал, двадцать второй. Чтобы сказать точно, нужно прежде извлечь пулю.

Понятливо кивнув, Рейс спросил:

— А когда наступила смерть?

Бесснер снова поскреб подбородок.

— Я не претендую на особенную точность. Сейчас восемь часов. Учитывая температуру воздуха вчера вечером, скажу, что она определенно мертва шесть часов, но не более восьми, пожалуй.

— Получается между полуночью и двумя часами.

— Именно так.

Помолчали. Рейс огляделся.

— Как быть с ее мужем? Я полагаю, он еще не проснулся у себя.

— В настоящую минуту, — сказал доктор Бесснер, — он еще не проснулся в моей каюте.

Пуаро и Рейс недоуменно переглянулись.

Бесснер закивал головой.

— Ach, so. Я вижу, вам не сказали. В мистера Дойла ночью стреляли в салоне.

— Стреляли? Кто?

— Молодая дама, Жаклин де Бельфор.

— Он серьезно пострадал? — спросил Рейс.

— Да, задета кость. Что можно было — я сделал, но срочно нужен рентген и правильное лечение, которое на этом судне невозможно провести.

Пуаро пробормотал:

— Жаклин де Бельфор.

Его взгляд снова потянулся к букве «Ж».

— Если нам тут делать уже нечего, давайте спустимся, — предложил Рейс. — В наше распоряжение отдана курительная комната. Нужна подробная картина всего, что тут было ночью.

Все вышли. Рейс запер дверь и положил ключ в карман.

— Мы еще вернемся сюда, — сказал он. — Первым делом надо прояснить все обстоятельства.

Они спустились на среднюю палубу, где у дверей курительной нетерпеливо переминался администратор «Карнака».

Бедняга был совершенно выбит из колеи случившимся и желал поскорее сбыть бразды правления полковнику Рейсу.

— Лучшее, чем я могу помочь, — это предоставить действовать вам, сэр, поскольку вы официальное лицо. Я уже имею распоряжение во всем слушаться вас — относительно того… другого дела. Если вы возьметесь и за это, я прослежу, чтобы вам во всем содействовали.

— Молодчага! Для начала оставьте за мной и мосье Пуаро это помещение на все время расследования.

— Конечно, сэр.

— И пока — все. Занимайтесь своими обязанностями. Я знаю, где вас найти.

Не скрывая облегчения, администратор вышел из комнаты.

Рейс сказал:

— Садитесь, Бесснер, и выкладывайте, что тут случилось ночью.

Они молча слушали рокочущий голос доктора.

— Все более или менее ясно, — сказал Рейс, когда тот кончил. — Девушка взвинтила себя, еще подогрелась горячительным — ну, и пульнула в человека из двадцать второго калибра. А потом пошла в каюту Линит Дойл и ту прикончила заодно.

Доктор Бесснер затряс головой.

— Нет, нет! Не думаю. Не думаю, что это было возможно. Прежде всего, она не стала бы писать свой инициал на стене, это было бы смешно, nicht wahr?[319]

— Вполне могла, — заявил Рейс, — если не помнила себя от ревности, о чем она твердит, то вполне могла заверить автографом, так сказать, свое преступление.

Пуаро помотал головой.

— Нет, нет — не думаю, что она может быть настолько примитивной.

— Тогда остается лишь одно объяснение для этого инициала. Кто-то специально вывел его на стене, чтобы бросить подозрение на девушку.

Бесснер кивнул.

— Да, и преступник просчитался, ибо не только вряд ли фройляйн могла совершить преступление, но это, я полагаю, просто невозможно.

— Почему же?