Сожалею, что не сумел посодействовать Вам более существенными сведениями, но все же надеюсь, что хоть какой-то малостью смог оказаться полезным. Само же по себе отсутствие документальных подтверждений, разумеется, отнюдь не является доказательством ex negativo [41].
Желаю Вам больших успехов с вашей диссертацией.
С уважением,
Рукопись Сэмюэля Э. Саундерса
Согласно действовавшему в то время «Положению об обязательной трудовой деятельности» выжившие после воздушного налета члены съемочной группы по идее обязаны были кратчайшим путем и в кратчайшие сроки вернуться на свои рабочие места, то есть в данном конкретном случае – в Берлин. Сегодня не представляется возможным установить, кто именно, невзирая на гибель всего технического персонала и потерю оборудования, тем не менее принял тогда решение продолжить передвижение в Кастелау, к намеченному месту съемок. Ввиду их несомненно маргинального положения в составе группы ни Тициана Адам, ни Вернер Вагенкнехт, оставившие наиболее подробные свидетельства о событиях тех дней, участвовать в принятии столь ответственного решения не могли. Версия Эрни Уолтона, который изображает этот шаг как акцию осознанного сопротивления нацизму [42], представляется столь же мало правдоподобной, как и большинство прочих его сообщений относительно событий этого периода. Остается лишь предположить, что решение взял на себя Себастиан Кляйнпетер как главное ответственное лицо, руководитель проекта и директор картины, разумеется предварительно посовещавшись с режиссером Райнхольдом Сервациусом.
С достоверностью установлено, что уцелевший осколок съемочной команды двинулся дальше на юг, первую остановку сделав в Мюнхене. Там, а точнее говоря, в пригороде Гайзельгаштайг, находились дирекция и павильоны киностудии «Бавария», лишь формально независимого акционерного общества, на самом деле относившегося к тому же, что и УФА, государственно-монополистическому концерну. На основании этой соподчиненности, к тому же, надо думать, не без ссылок на особую важность, каковая придается данному проекту в Министерстве пропаганды, берлинской группе удалось «выбить» из фондов «сестринского» филиала какой-то минимум необходимого технического оборудования. Ни мои интервью с Тицианой Адам, ни дневниковые записи Вернера Вагенкнехта не содержат ни малейших указаний на какие-либо деловые переговоры по этому поводу, да и нет оснований предполагать, что кто-то из них хоть как-то мог быть к таковым переговорам причастен.
Еще труднее, чем замена утраченного оборудования, оказалась задача пополнения кадрового состава. Обусловленная трудностями военного времени нехватка рабочей силы, судя по всему, была настолько ощутима, что для «Песни свободы» удалось выделить лишь одного кинооператора (Матиас Хаук). Перу Вернера Вагенкнехта принадлежит своеобразный «отчет» о попытках Хаука найти для съемок звукооператора, однако в данном случае перед нами, скорее всего, изрядно беллетризованная интерпретация событий, о которых автор знал лишь понаслышке [43].
Вернер Вагенкнехт. Имеющий уши да не услышит
Разрушения на улицах Мюнхена содержатся в образцовом порядке. Щебень и обломки разбомбленных зданий тщательнейшим образом убраны на обочины. Шествуя между этих аккуратных груд, чинные горожане пытаются изобразить мирные будни. По наспех проложенным узкоколейкам грохочут шахтерские вагонетки с кое-как сколоченными скамьями. Окон, понятное дело, нет. Вместо потолка открытое небо, но на холод никто не жалуется. Мюнхенцы с такой любовью говорят об этих своих «горняцких трамвайчиках», словно это сугубо дополнительный вид транспорта, который они исключительно удовольствия и забавы ради предпочитают всем остальным средствам передвижения.
Мате Хаук ехал к Францу Райтшталлеру. Это было единственное имя, которое пришло ему на ум. А что, хороший звукооператор, надежный, они несколько раз вместе работали. Забрали на фронт, потом, после ранения, демобилизовали. Какое это было ранение, Хаук не знал, однако в госпитале Райтшталлер вроде бы пролежал недолго. Так что если он трудоспособен, пусть даже ограниченно, это, возможно, какое-никакое решение. Конечно, придется как-то выкручиваться и многое придумывать на ходу, но вовсе без звука – это уж совсем не работа, так не пойдет. А надо, чтобы пошло, кровь из носу надо. С тех пор как Мате прослышал, что есть шанс поработать вдали от бомбежек и сирен, он ни о чем больше думать не в состоянии.
Райтшталлера не разбомбили. Смотри-ка, целая цепочка домов, и без единой развалины. Вот тебе номер шестнадцать, вот четырнадцать, а вот и двенадцать. Калека на костылях с трудом одолевал три ступеньки, спускаясь от двери своего подъезда. По счастью, вроде не Райтшталлер. Этому лет тридцать, ампутация обеих голеней. До чего же быстро, подумал Хаук, люди новые навыки осваивают. Сейчас все уже навострились тип ампутации с первого взгляда определять. Просто по тому, как калека на костылях передвигается.