Катастрофа

— Получилось! — сказала Лиза и с наслаждением зевнула; собрав карты в колоду, покинула диван и направилась к прикроватной тумбочке. — Евсей, я ложусь!

Когда хозяин откинул дерюгу, диван был застелен. Жена лежала лицом к стене. На темном полосатом одеяле белела бархатная рука. Евсей скинул штаны и, выключив свет, юркнул в постель.

— Лиза! — сказал он, прижимаясь к теплому телу.

— Будем спать, Ешечка — я сегодня устала.

8

Стены окрашены масляной краской — цвет синий.

— Совсем как у нас на кухне, — голос девочки.

— Сколько тебе лет? — голос мужчины.

— Лас, два, тлы!

Идет регистрация. На табло указан номер рейса… Разнообразная форма клади не характеризует хозяев — на лицах доминирует комплекс терпеливого ожидания. Редко встретишь взволнованного предстоящим полетом пассажира.

— Вылет рейса откладывается ввиду неблагоприятных погодных условий, голос диктора.

Лица быстро примелькались. Евсей почувствовал усталость и тут же направился к свободному креслу. Мужчина показал пальцем на журнал — занято!

— Вылет рейса откладывается, — повторил голос диктора.

— У них день Аэрофлота, — сказал первый.

— Понятно! — сказал второй.

— Празднуют! — добавил третий.

Жужжание голосов… Но что это! — курилка превратилась в маленький городок… До отхода поезда остается несколько часов… «Надо убить время», думает Евсей и, припрятав билет в портмоне, отходит от кассы… Улица… Кинотеатр… Афиша, Художественный фильм «Механизаторы». Евсей сворачивает в парк. Присаживается на скамейку… Шелестят кроны… Аллея… С противоположной стороны сидит молодая женщина. Она напряженно смотрит в глубину парка. Неожиданно поднимается и подходит к Евсею. «Извините… Я в этом городе впервые. Никого не знаю. Как назло ни одной женщины. Спросить могу только у вас. Вы не подскажете, где тут поблизости общественное место». Евсей смущенно улыбается: «Я сам не из этого города». Женщина оставляет на скамейке сумочку (будто говорит ему: «Я вам доверяю и это!»), мило улыбается и уходит в заросли, которые почему-то превращаются в людей — это тот же аэровокзал знакомый до мельчайших подробностей — сейчас пассажиров в нем значительно больше — пахнет сном, усталостью и потом. Возле стен, подстелив под себя газеты, лежат те, у кого обстоятельства победили ложный стыд — привычку к комфорту. Евсей присаживается на кафельный пол… Через несколько минут он лежит на полу, подсунув под голову портфель, и чувствует при этом глубокое удовлетворение. Теперь ему становится понятно, почему у нищих философское выражение спокойствия на лице является главенствующим — это потому, что почти все желания у них вызваны не размышлениями, а житейской необходимостью… Около (то туда, то сюда) шаркают чьи-то ноги. Неожиданно Евсей замечает, что он голый. Скрестив ладони на срамной области, Евсей бежит по лестнице мимо девушки, которую он когда-то любил.

— Скоро премьера, — кричит какая-то женщина. «Это ее мать», — констатирует Евсей постыдный факт своей жизни, вспомнив мимоходом, что любимая живет в другом городе. «Как же она здесь очутилась?» Евсей чувствует, что он прозрачен — любимая смотрит на свою матушку сквозь него. Запыхавшись, он подбегает к своей квартире, открывает дверь… Коридор полон знакомых… Женщины… Мужчины… Евсей не обращает на них внимания. Его интересует батарея. Он хорошо помнит, что там сушатся плавки.

— Батарея слева, — кричит Лиза, приподнимаясь и выглядывая из-за плеча более высокой подруги.

Одевая плавки, Евсей видит, что женщины беседуют так, будто ничего не произошло. «Я для них как мужчина не существую. А существую ли я вообще?» От ужаса Евсей просыпается, ощупывает себя и, убедившись в том, что он существует, облегченно засыпает…

Качается ковыль, поют жаворонки, стрекочут кузнечики… Нет! — это ему показалось — это в его карманах звенит мелочь — копеек 70 — для ужина денег вполне достаточно, но дело не в этом. Во всем виновата кассирша, которой нет. Евсей увидел, как кресло вздрагивает под ее тучным телом, как вращается рукоятка кассы — и все это без кассирши. Тарелка со шницелем, чай, вилка и хлеб повисли в воздухе, опустились на клеенку. Поднос уплыл в раздаточную, медленно покачиваясь над круглыми столиками. А где же посетители? Где официант? Официант тоже был невидимкой.

Евсей выскочил из столовой (она стояла на краю поселка фасадом к дороге)… Клубилась пыль. Блеяли овцы. Слышались гортанные крики пастухов. Собачий лай будоражил окраину и угасал, выплеснув себя степному закату.

— Эй, — Евсей крикнул, прислушался…

— Ий-ий-ий, — ответило ему эхо.

«Куда идти? В степь? Но я оттуда только пришел». Евсей постоял, подумал и направился вглубь поселка. Там пахло тушеным мясом — в ноздри проникал запах, там слышалось позвякивание посуды, ерзанье сковородок… «А это конфорка», определил Евсей по металлическому поклацыванию. Над хатами струился дым. Евсей заглядывал во дворы, прижимался к заборам, смотрел в щели… Людей не было.

Щелчок… Еще один… Похоже на оплеуху… Голоса… Ругань…

— Эй!

— Ий-ий-ий, — результат тот же — никого.