Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Случись в другом государстве трагедия, подобная октябрьской, и не поправиться никогда бы народу, а тем, кто оказался на чужбине, — зачахнуть, засохнуть или — что одно и то же! — втянуться в общий ряд, потерять свою душу и особенность.

Но русские не потерялись. На берегах Сены они создали свое, пусть и маленькое, государство, свою Россию — с церквами, магазинами, общинами, трактирами, ресторанами, застольями, песнями, тостами. А главное — с русским духом, с русской бессмертной душой, столь выгодно отличавшей во все времена россиян от иноземцев (при всем их уважении к последним).

Одним из способов общения стали литературные вечеринки. Посетители за вход почти ничего не платили, выступающие почти ничего не получали. (Исключениями были лишь творческие вечера с благотворительной целью.) Одну из таких вечеринок с хроникерской точностью и каплей сатирического яда описал Дон-Аминадо:

Артистка читала отрывок из Блока
И левою грудью дышала уныло.
В глазах у артистки была поволока,
А платье на ней прошлогоднее было.

Потом выступал балалаечник Костя

В роскошных штанинах из черного плиса
И адски разделал «Индийского гостя»,
А «Вниз да по речке» исполнил для биса.

Какая-то дива с огромным запасом

И чувства, и тембра, и даже металла
Гремела и пела убийственным басом,
Как будто бы тенора было ей мало.

Потом был мужчина с крахмальной манишкой.

И черный рояль. И ноктюрн. И соната.
И хлопанье черной рояльною крышкой,
Как будто бы крышка была виновата.

Потом появились бояре в кафтанах,

И хор их про Стеньку пропел и утешил.
И это звучало тем более странно,
Что именно Стенька бояр-то и вешал.

Затем были танцы с холодным буфетом

И вальс в облаках голубого батиста.
И женщина-бас перед самым рассветом
Рыдала в жилет исполнителя Листа.

И что-то в тумане дрожало, рябило,

И хором бояре гудели на сцене…
И было так грустно, что все это было
Не где-то в Торжке, а в Париже на Сене.

3

Грустить на берега Сены прибыли и супруги Мережковские. До этого они пребывали на берегах Вислы — в Варшаве. Вместе с Савинковым. И в тесном общении с начальником государства Пилсудским.

Теперь, подобно Цетлиным, они ключом открыли двери собственной квартиры, ибо снимали ее с незапамятных времен.

Возможно, это коммунальное удобство несколько утишало тоску по родине — у тех и у других.

Пройдет время, и по доброму почину Мережковских возникнет общество «Зеленая лампа» (некоторые называют его салоном, но это не суть важно). Случится сие знаменательное событие 5 февраля 1927 года в парижском зале Русского торгово-промышленного союза.

— Пламя нашей «Лампы» льется сквозь зеленый абажур, вернее, сквозь зеленый цвет надежды, — как всегда витиевато, сказал Дмитрий Сергеевич на открытии общества-салона.

«Зеленая лампа» собирала на свой огонек все наиболее приметное, что нашло приют на берегах Сены, — от Бунина и Шмелева до талантливого Поплавского и яркого Сосинского.

* * *

Ну а пока что Гиппиус опубликовала свои дневниковые записи — с 1914 по 1919 год. Этот труд увидал свет под названием «Петербургские дневники».

— Господи, какие беды испытала Зинаида Николаевна! — удивился Бунин. Он обратился к гостям — Алданову и Куприну: — А как хорошо написала! Сколько интересных наблюдений, метких замечаний, точных характеристик. Но главное, чем они важны, — это их документальность, свидетельство умного человека, наблюдавшего Россию в ее «минуты роковые».

Алданов заметил: